Станкевич
Шрифт:
— Это хорошие свойства взаимности, Люда. Вы именно так говорите, поэтому я могу Вас понять, и ответить тем же.
— Эта моя заслуга? — вскинула брови Люда.
— Ваша! — улыбнулся, и, как недавно она, — пожал он плечами в ответ. И серьезно добавил, — Мне, в силу профессии, цена этой взаимности хорошо известна.
— Вы ее цените… — вслух размышляла Люда.
Непростой, интересной натуры, не мог не признать в ней Потемкин. Упрямством мерцал ее голос.
— Люда, — смущенно сказал он, — спасибо. Но я должен идти.
— Да, — спокойно не возразила Люда, — возможно. Но Вы могли быть до этого
— Мог. Но теперь пора.
— Час поздний, да. Но и транспорт теперь уже в парке — ведь тоже да. Я говорю так, как хотела б сказать, как хотели бы Вы… — она говорила, владея собой, тихим, но ровным голосом, неторопливо, — То, что могло, как и всем, и совсем недавно, — и мне показаться нелепым, — теперь не кажется! Я знаю Вас только три дня, и отдаю себе полный отчет — для меня Вы мужчина, не только гость! И все-таки, я не хочу, чтобы Вы уходили! Потому что не знаю, что может быть с нами, но знаю, без Вас будет хуже! Непросто мне это сказать, Георгий, но разве я не могу быть понятой? Поверить в обратное, честно сказать, — покачала она головой, — не сумею...
Реснички не дрогнуло в веках, не потупилась Люда, не опустила глаз.
Потемкин молчал. Мог бы он скоро и просто ответить?. А умеет: она ведь знала…
— Люда, — вопросительным голосом, тихо сказал Потемкин, — три дня…
— И две встречи.
— Да, и две встречи, — их слишком мало, чтоб Вы могли хорошо меня знать! Ни одной из привычек, ничего из того, что там, — показал он, подразумевая «в душе».
— Женщине важно: что там! Вы правы. И Вы знаете это, да более важна способность мужчины дать это другим. Кроме того, Вы меня перебили, Вы ее цените, — в силу профессии, знаете цену взаимности. И сумели ее убедительно мне доказать.
Потемкин кивнул.
— И при этом Вы не считаетесь с ней! — упрямство мерцало в голосе. Мерцание, это Потемкин знал — свет изнутри, это блеск — отраженный свет. — Вы не слепы, и видите — в этот час, пусть сегодня, и только, — одному из нас очень важно, чтобы другой не ушел, а остался с ним. Ты ж не слеп, Георгий? — усталым, как сорванным голосом вдруг, тихо спросила она. Спонтанно, на «Ты»…
Пальцы ее неспокойно скользили, сжимая и разжимая деревянную ручку турки, отрывая бесцельно от столика, ставя назад, предмет...
Потемкин, подался вперед, и поставил ладонь рядом, с ее ладонью.
— Люда, я сделаю кофе. Ты же не против?
— Да, — на выдохе, из глубины, отозвался голос. Тихий, как стон журавлиный, протяжный, над маревом клюквенных, мшистых болот.
Податливость, мягкость, не глазу — душе уловимые, ясно увидел Потемкин. Внешность Людмилы, обычная женская днем, обретала незримые, женственно-привлекательные черты, дружелюбные таинству наступающей ночи.
Взяв турку, Потемкин пошел на кухню. Вспыхнул по кругу конфорки, яростно загудел огонь. «Пищу готовить, — подумал Потемкин, готовя горячий напиток, — занятие доброе, приводящее мысли в порядок».
— Этот кофе, — сказала Люда, когда он разливал, — для меня будет лучшим. Потому, что он не моими, — твоими руками сделан. В нем, кроме участия, растворилась и капелька-крошка, души…
— Так и должно быть, Люда. Спасибо.
Дымок над горячей туркой, расслаивал змейками воздух. Видимый мир представал не таким, каким виден обычно. Мы
— Пока я готовил, мне удалось что-то в мире понять. Новое, может быть, для себя… Наступает момент, который, уже очевидно: мы чувствуем оба.
Согласие, заинтересованность, благодарность — угадывал он в глазах Люды. — «О, боже, я что, — всего этого стою?! Кошмар! Ну, зачем так?»
— Это момент, о котором впоследствии мы пожалеем оба. Можем потом пожалеть!
С быстротою богини по имени Ника, справилась с изумлением Люда:
— Не совсем уж так плохо, Потемкин, я понимаю себя. Я не буду жалеть! Не буду! Понимаешь?
— Не сомневаюсь. Я это вижу! — предупредительно, мягко, ладони, как маленький щит, развернул он перед собою, — И уважаю... Так вот что я, в этом мире, пока я готовил... Люда, все так! Но сейчас, просто ты не успела… Еще ну успела понять, разобраться! И я б не успел… День, — пояснил он тихо, — был непростой у тебя. Это ж так? Не успел бы и я, как и ты, — это точно... Люд, не сердись, — протянул он руку, коснулся пальцами, и осторожно, бережно, положил ладонь сверху горячей ладони ее, — Но, — он развел бы руками, не будь одна рука занята, — не я тебе нужен сейчас. Просто ты не успела понять, разобраться. Не я тебе нужен, а выход из ситуации… Тебе нужна точка опоры.
Нервный, короткий импульс в ладони ее, пробежал под ладонью Потемкина. Поникли плечи. К ладони свободной руки, предплечием поднятой вверх, как на древке факельной чаши, прячась, склонилось лицо.
— Потемкин, я не покушалась. А все остальное, господь не мешал, сохранить Вам в тайне!
Потемкин поднялся. На двери — автомат-защелка: входя, он заметил это, — спокойно уйти можно было без проводов.
Он сам, отодвинув стальной треугольник защелки, отворив, на полпяди дверь, вернулся.
— Люд, — попросил он ее обернуться, — Люда, — он улыбнулся, увидев глаза, — ты напомнила, что я ошибаться не вправе, да? Помнишь?
— Да, — шагнула она навстречу. Скользнули руки под руки Потемкина. Люда припала к его груди. Жарко плавили спину ее ладони.
— Люда, нельзя ошибаться, — Потемкин шептал непослушным голосом, — а я не сказал тебе главного. Чуть не ушел! Ты же слышишь, Люда? Десять дней еще есть! Они потрясут этот мир! Ты слышишь? Я знаю! И ты — свободна! Ты слышишь? Я точно знаю!
Скользнув лицом вниз, он губами припал к повлажневшей щеке, в самом краешке губ Людмилы.
Непровожаемый, брел он в потемках лестничных маршей. «Боже, — корил он себя, — как поздно я это понял!». Речь шла о предмете пари.
А вдогонку звучали слова провидца, дежурного по РОВД, майора: «Нет такого, Потемкин! Есть женатые люди, холостяки — все бывает, но чтобы влюбиться нельзя- нет такого, и быть не может! Понятно?»
***
Миллиардами нитей проводной связи пронизан любой современный город. Даже не разделяют — рвут они город в клочья! Со скоростью света, идет информация. Слово — боль; слово — беда, и восторг, — все нести в себе может слово! И пусть, — главное — все бы решалось. Шло бы за словом участие, был бы за ним результат. Весомый пучок этих нитей, сходится в службах «О2», «01» и «03» — что поделаешь — жизнь экстремальна! Проблемы…