Становление Европы. Экспансия, колонизация, изменения в сфере культуры (950—1350 гг.)
Шрифт:
Тот факт, что в целом фьеф был редкостью, виден, например, из труда под названием «Саксонское зерцало» (Sachsenspiegel)56. Так назывался германский свод законов 1220 года. Между строк читается постоянное давление со стороны не получивших фьефов рыцарей: в кодексе целый ряд достаточно сложных правил касается порядка возвращения фьефа господину, что могло происходить неоднократно. Существовал особый порядок рассмотрения притязаний разных лиц на один и тот же феод, Постоянно делается мо-
56
Роберт Бартлетт. Становление Европы
ральный упор на то, что господин должен даровать фьеф и что его рыцари вправе, если он не оправдывает их ожиданий, искать службы у другого феодала. Атмосфера нервозности и соперничества, ко -торой был пронизан этот мир, имела такой накал, что мы и теперь ощущаем всю радость и облегчение средневекового рыцаря, когда вожделенная земля была наконец обретена.
Борьба за вассалов и земельные владения, которая ознаменовала XI век, может навести на мысль, что она и послужила главным мотивом для экспансии европейской знати, начало которой пришлось как раз на этот период. Даже Жан ле Патурель, при всем его стремлении к осторожности и скрупулезности, в своем труде, посвященном анализу того, что он называет ((Нормандской империей», высказал предположение, что «пожалуй, нет нужды искать других причин тому процессу, следствием которого стали завоевания в Британии и Северной Франции, нежели потребность в экспансии, характерная для развивающегося феодального общества» 58. И еще: «Источники формирования Англо-Нормандской империи — а, возможно, и самые главные его источники — надо усматривать в давлении, создаваемом феодализмом на начальных этапах его развития»59. «Давление» или «необходимость», о которой говорит ле Патурель, по всей вероятности, заключала в себе два главных момента: спрос вассалов на фьефы и господ — на воинов. Эта система характеризовалась своего рода круговоротом: чем больше земли было у господина, тем большему количеству своих людей он мог пожаловать землю, а чем больше у него на службе было рыцарей, тем больше и возможностей завоевывать себе новые земли.
Однако сам факт жесткого соперничества между феодалами, имевшими вассалов в лице конной свиты, еще не объясняет того, почему дальние походы предпринимала вся знать. Этот мир герман -ских военных отрядов и феодальных дружин (mesnie) состоял не только из победителей. В нем были и свои проигравшие: оставшие -ся без наследников старцы, загнанные в угол целые фамилии, сеньоры, у которых ряды сторонников редели год от года. «Потребность в экспансии», осуществляемая одними феодалами и их дружинами, естественно, означала поглощение или поражение других. На первый взгляд, темпы вырождения европейских аристократических родов в эпоху Средневековья позволяют думать, что места новичкам было более чем достаточно. Из шестнадцати малых арис -тократических родов, существовавших в Оснабрюке XII века, к 1300 году осталось только шесть, а из семидесяти рыцарских фамилий, которые значатся в числе получивших свой лен в Айхштатте за период между 1125 и 1150 голами, тридцать исчезли уже к 1220 году. За 125 лет между 1275 и 1400 годами шестнадцать из двадцати
2. Аристократическая диаспора
57
пяти крупнейших фамилий Намюра (на территории современной Бельгии) исчезли с горизонта, а из девяти уцелевших некоторые потеряли в своем социальном статусе. Одно из исследований, посвященных знати среднего уровня в Форезе на юге Франции, показало что за столетие исчезло свыше половины таковых6^. Все это не удивительно, особенно если иметь в виду такие демографические факторы, как высокий уровень детской смертности и низкая продолжительность жизни, бурная жизнь, какую в те времена вела аристократия, и обет безбрачия, который давали вступившие на путь служения церкви и Богу. На едином структурном фоне имели место и небольшие отклонения непринципиального характера. Иными словами, в рамках самой системы могло иметь место интен -сивное соперничество, которое, тем не менее, никак не способство -вало ее расширению — подобно тому, как жидкость в закрытой колбе может образовать водоворот, даже если сам сосуд не вращается. Превосходным примером этого мира острой конкуренции, в котором воинские дружины ожесточенно бились между собой, оставаясь в пределах своих территориальных границ, служит ирландское общество XI—XII веков. Таким образом, конкуренция внутри этой системы феодальных дружин если и может служить объяснением ее внутренней динамики, то никак не объясняет внешней экс -пансии.
Некоторые фигуры, которых мы уже упоминали в этой главе, такие, как Готфрид Жуанвиль или Джон де Курси, были в своих семьях младшими сыновьями, но сами их семейные кланы уже имели достаточные земельные владения, и ни тот, ни другой не рвались искать счастья за рубежами родины, поскольку прекрасно обеспечивали себе существование за счет уже имеющихся земель. Зато аристократия менее знатная действительно
«Они видели, что соседи их старятся, а наследники начинают ссо -риться между собой, так что поместье, изначально дарованное одному, иногда оказывается поделено между многими и таким образом теряет всю ценность. Вот почему, для того чтобы избежать такой судьбы, они
58
Роберт Бартлетт. Становление Европы
созвали совет. И по общему решению первородные сыновья, будучи сильнее и старше своих братьев, первыми покинули отчий дом и от -правились искать воинского счастья в дальних странах, а со временем, волею Господа, оказались в Апулии, в Италии»61.
В южной Италии сыновья Танкреда процветали. Постепенно они установили свое господство над всем регионом, а также над островом Сицилия, ив ИЗО году внук Танкреда Роджер был коронован на царство на Сицилии, основав таким образом новое королевство, которому суждено было просуществовать вплоть до эпохи Гарибальди. В изложении Малатерры и его товарища по монашескому ордену Ордерика Виталия эта история особенно явственно показывает, что двенадцать сыновей никак не могли жить за счет наследства. По версии Ордерика, одиннадцати своим сыновьям Танкред объявил, «что им надлежит покинуть отчий дом и двинуться на поиски всего необходимого, что им следовало добыть силою ума и тела»62. Действительно, трудно себе представить какую-либо иную судьбу для дюжины братьев, разве что переход в более низ -кое сословие и занятие сельскохозяйственным трудом на семейном хуторе.
Истории Огвилей вторят другие современные ей свидетельства того, что аристократическое сословие страдало от перенаселения. Например, папа Урбан И, затевая первый крестовый поход, говорил: «Земля, на которой вы живете, со всех сторон заперта морем и окружена горными хребтами, а кроме того, сильно перенаселена… Вот почему вы пожираете друг друга и постоянно сражаетесь»63. Казалось бы, вот он, главный двигатель аристократической экспан -сии. Тем не менее сами собой возникают вопросы. Даже в «цветущем возрасте» мало кто из нормандских рыцарей был способен произвести на свет двенадцать сыновей, которые к тому же все до -жили до взрослого состояния. В действительности установлено, что в тогдашних условиях лишь 60 процентов супружеских пар вообще оставляли после себя сыновей64. Демография французской аристократии XI века есть и навсегда останется для нас тайной за семью печатями, однако совершенно исключено, чтобы общая картина воспроизводства повторяла ситуацию в роду Танкреда де Отвиля. Следовательно, раз род Огвилей представлял собой исключение в демографическом, военном и политическом плане, было бы неразумно делать из этого примера какие-то обобщения и утверждать, что поразительный размах аристократической миграции и завоевательных походов был простой производной от перенаселения.
Конечно, самым логичным для не слишком обеспеченной военной знати было искать счастья за рубежом. Однако в этом случае трудно найти объяснение тому, почему нормандские искатели приключений на юге Италии основывали новые королевства, а рыцари Южной Италии не предпринимали аналогичных походов на французскую территорию. В этот период части французского королевства в политическом отношении были так же разрозненны, как и
2. Аристократическая диаспора
59
районы Южной Италии, и представляли собой достаточно легкую добычу — найдись до нее охотники. Если мы условились не считать серьезным аргументом необычайную плодовитость французской знати, то следует вернуться к мысли о том, что возможности для отдельных аристократов на родине становились все более ограниченными. Признав убедительным этот аргумент, мы в своем поиске разумных обоснований оказываемся перед необходимостью выделить в отношении рыцарского сословия послекаролингской Европы что-то существенное, нечто такое, что волновало и двигало аристократами Франции и позднее Германии, причем так, как не волновало и не двигало никогда прежде.