Становление Европы. Экспансия, колонизация, изменения в сфере культуры (950—1350 гг.)

Бартлетт Роберт

Связи, которые новоявленные аристократические круги в колонизованных периферийных районах Европы продолжали поддерживать с родными местами, сильно различались с точки зрения их прочности и продолжительности. Порой появлялась на свет международная или межрегиональная знать, иногда, правда, лишь на время. Бароны, имевшие собственность на севере Франции, в Ант-

68

Роберт Бартлетт. Становление lbвропы

2. Аристократическая диаспора

69

лии и кельтских странах, являют в этом смысле наглядный пример. Например, семейство де Ласи имело поместья в Нормандии, в

XI веке обзавелось крупной баронией на границе с Уэльсом, а в

XII стало собственником феодального владения в Мите, Ирландия106. Самые крупные феодалы из тех, кому шотландские короли пожаловали в XII веке земли в своих пределах, почти всегда владели также крупными участками земли в Англии и, как правило, во Франции либо где-нибудь

еще. Связи между старым и новым домом выражались не только во владении собственностью. Часто случалось так, что удачливые аристократы из числа переселенцев делились своими новыми доходами с церковью у себя на родине. Так, Джон де Курси основал шесть религиозных братств в своих новых владениях в Ольстере, и каждое из них либо находилось в подчиненном положении от монастырей в тех областях Англии, где также имел земельные владения де Курси (то есть в северо-западном Сомерсете), либо являлось колонией переселившихся оттуда монахов. Такие нити зачастую переживали своего основателя. Аналогичные связи можно проследить и в Уэльсе, где девятнадцать бенедиктинских братств, появившихся в годы завоевания (1070—1150), первоначально все находились в зависимости от монастырей в Англии и северной Франции107. Экспансия, выражавшаяся в завоевательных походах и поиске новых земель для освоения, надолго оставила след в географии и держаний, и монастырей.

Однако долгосрочное поддержание таких связей было сопряжено с определенными трудностями. Хотя крупные магнаты могли свободно перемещаться из одной области, где находились их владения, в другую, феодалы среднего уровня чаще делали для себя выбор между ролью помещика-резидента или абсентеиста, и в последнем случае возникали проблемы с осуществлением реального управления имением, а равно и соблазны его продать. Некоторые из мелких феодалов, последовавших за представителями рода де Ласи и решивших не оседать надолго в Ирландии, так и поступили со своими владениями в Мите, продав их местным землевладельцам108. Когда постепенно происходит подобное перераспределение собственности, то со временем к аристократии новоосвоенных земель термин «колониальная» подходит все меньше. Спустя несколько поколений, в отсутствие непрерывных связей с исторической родиной, потомки иммигрантов могут уже считаться такими же местными, как и коренные жители освоенных территорий. В другом варианте, если крупные феодалы сохраняют собственность в дальних землях, но сами там не живут, появляется на свет целый класс помещиков-абсентеистов, то есть феномен «колониального» типа отношений в сегодняшнем понимании. В Ирландии имели место оба явления: на уровне мелкопоместного нетитулованного дворянства — джентри — сформировался класс англо-ирландских землевладельцев, в корне отличный от ана-

логичного класса в Англии, а на уровне крупных феодалов значительная часть ирландских земель оказалась в руках абсентеистов, таких, как Мортимеры и Бигоды, которые постоянно проживали в Англии, а в своих ирландских владениях появлялись редко либо не появлялись вовсе.

Связи между новыми и старыми землями могли и прерываться. В случае с Шотландией происходившие в конце XIII — начале XIV века войны за независимость крайне осложнили контакты между землями, оказавшимися по разные стороны границы. В Испании процесс создания транспиренейских поместий, казавшийся в начале XII века самым естественным следствием участия французов в Реконкисте, так и не получил развития. Уже в 1140-е годы дома Беарна и Бигорра передавали свою земельную собственность в долине Эбро в руки тамплиеров109. Общий закат французского присутствия в Испании во второй половине XII века означал, что здесь не удалось установить таких постоянных связей, какие мы наблюдаем в других районах Европы. Реконкиста получала все более испанское «звучание», и на первый план выходят перемещения и заимствования между Старой и Новой Кастилией, Каталонией и Валенсией, Месетой и Андалусией, нежели контакты между Пиренейским полуостровом и остальной частью католической Европы. Сим -волическим смыслом наполнен факт отъезда «сонма рыцарей из-за горного хребта [т.е. Пиренеи]» перед великой победой христиан при Лас-Навас-де-Толоса в 1212 году1*0.

География также играла не последнюю роль в установлении и поддержании прочных связей между старой и новой родиной. Завоевание близлежащих территорий, куда можно было добраться сухопутным путем, как, в частности, в случае с Миттельмарком, присоединенным к Бранденбургской марке, как правило, не прерывали аристократических связей, и, как уже отмечалось, рыцарское сословие Миттельмарка в основной массе происходило из соседнего Альтмарка. Совсем другое дело с дальними заморскими походами. Подобно лучше всего изученному Утремеру, т.е. государствам крестоносцев, экспансия эпохи Высокого Средневековья привела к появлению на свет целого

ряда мелких социумов, игравших роль плацдарма для дальнейшей экспансии — таких, как колониальная Ирландия или немецкие поселения в Прибалтике. Торговые и транспортные (морские) связи с родиной в этих случаях были вполне реальны, но заморские земельные владения оставались редкостью. Большинство вассалов из числа переселенцев, такие, как Дит -рих Тифенауский, которому Тевтонские рыцари в 1236 году пожаловали замок Малый Кведен (Тыхновы) и 300 земельных участков в Пруссии, предпочел избавиться от собственности на родине111. Дитриху принадлежали земли вокруг Гамелина и в низовьях Эльбы, которые он захватил еще до Тевтонского пожалования. В этом смысле можно говорить о том, что постепенно сходила на нет специфическая иммигрантская, то есть иноземная, суть колониальной

70

Роберт Бартлетт. Становление Европы

аристократии. За исключением случаев, когда между новоявленным и коренным населением существовали этнические или религиозные противоречия, колониальная знать со временем слилась с аристократией исконной, хотя память о героической истории завоевания и первопроходства могла сохраняться.

3. Военное искусство и политическая власть

«Кто станет отрицать, что замки — вещь необходимая?»1

Средневековая аристократия была прежде всего аристократией военной. В этот высший слой средневекового общества входили хорошо тренированные воины, имевшие определенный комплект оружия и снаряжения и обученные определенным приемам ведения боя. Вот почему расширение сферы влияния франкской знати сопровождалось распространением военного искусства франков — вооружений, фортификационных сооружений, тактики и приемов ведения боевых действий — из сердца королевства Каролингов, где оно зародилось (сюда можно причислить и Англию после Нормандского завоевания 1066 года) в другие части Европы. Все возрастающее могущество этой знати и рвение, с каким ее привлекали на свою сторону европейские правители, отчасти объясняются именно тем военным превосходством, которое давало ей передовое для той эпохи военное искусство.

Если говорить о центральной части северо-западной Европы, то здесь для ратного дела середины X — первой половины XIV века были прежде всего характерны три особенности: доминирующая роль тяжелой конницы, возрастающее значение лучников, в первую очередь арбалетчиков, и совершенствование определенного типа укреплений, а именно — замков, которое, в свою очередь, сопровождалось развитием осадного дела.

Рыцари, лучники, замки. Картина, хорошо знакомая со страниц Вальтера Скотта или исторического эпоса кинокомпании «Метро Голдвин Майер», и в этом писатели-романтики и Голливуд были совершенно правы. Ошибочно они рисовали фон, на котором происходили военные события, то есть соотношение таких категорий, как историческая необходимость, политическая воля и практические устремления.

ТЯЖЕЛАЯ КОННИЦА

Уже к началу X века главной фигурой военных действий стала тяжелая конница. В последующие века доля пешего войска возрас -тала, однако по своему тактическому значению вплоть до окончания описываемого нами периода пехота так и не смогла сравниться с кавалерией. Конница практически всегда уступала пехоте в численности, и возможно, что объяснение ее доминирующей роли

72

Роберт Бартлепип. Становление Европы

надо искать в равной степени в соображениях тактического и соци -ального плана. Несомненно одно: как в X, так и в начале XIV века тяжелая конница представляла собой элитные силы армии.

Представление о военном снаряжении конницы начала рассматриваемой нами исторической эпохи можно получить из таких бесценных иллюстративных источников, как Лейденская Книга Маккавеев X века2 и гобелен из Байе3, датируемый концом XI века. Защитное снаряжение конника состояло из конического шлема, доспеха (кольчуги или лорики) и большого щита. Наступательное вооружение включало копье, меч и иногда булаву или дубину. Наконец, незаменимым в наступательном бою был тяжелый боевой конь. Тяжелой конница называлась потому, что всадники шли в бой в полном снаряжении и в первую очередь благодаря своим дорогостоящим кольчужным доспехам. Латинские источники того времени употребляют в отношении конников термины armati, то есть «люди в броне», либо loricati — «люди в кольчугах».

Металлические доспехи делали всадников тяжелыми в буквальном смысле. Войско становилось поистине несокрушимым тогда, когда было «все в железе»4. Зачастую из всего имущества рыцаря кольчуга оказывалась самой ценной, и неудивительно, что, столкнувшись с нуждой, рыцарь, случалось, отдавал ее в заклад5. Такое происходило нередко. Во времена, когда многие сельскохозяйственные орудия еще делались из дерева — деревянным был даже плуг, от которого подчас зависела сама жизнь (лишь изредка для него выковывали железный наконечник), — рыцари были одеты в железо! Это была поистине головокружительная роскошь.