Становление Европы. Экспансия, колонизация, изменения в сфере культуры (950—1350 гг.)
Шрифт:
В ходе проведенного расследования была обнаружена запись, из которой следовало, что Филипп действительно заявил в суде, что он «свободный от рождения человек, англичанин и сын англичанина», и жюри это подтвердило. В результате Гилберт в конце концов получил эту землю. То, что доказательства на этих слушаниях строились на факте национальной принадлежности, совершенно очевидно и лишних подтверждений не требует.
Таким образом, ограничение в правах ирландцев означало, что в случаях, когда истец был ирландец, с ответчика на одном этом основании снималась обязанность отвечать по иску, поскольку ирландец не имел права «подавать иски… и получать на них решение
238
Роберт Бартлетт. Становление Европы
суда»94. Все это лишало потеряших земельную собственность ирландцев возможности когда-либо вернуть ее
Еще более разительными, даже по сравнению с этим неравенством в гражданских правах, были нормы уголовного права, касавшиеся убийства. Они различались в зависимости от того, к какой национальности, английской или ирландской, принадлежали убийца и его жертва. Этот принцип в 1297 году четко сформулировал Ирландский парламент: «убийство англичанина или ирландца требует разной меры наказания»96. В уже упоминавшейся Ремонстрации 1317—1318 года критике был подвергнут и этот момент: «когда англичанин предательским или обманным путем убивает ирландца, будь то аристократ или бедный, клирик или мирянин, монах или нет, даже будь он ирландский прелат, никакого наказания или воз -мещения ущерба упомянутый (т.е королевский) суд в отношении такого нечестивого убийцы не применяет»9?. Это утверждение производит впечатление более или менее близкого к действительности. В сохранившихся судебных записях упоминаются обвиняемые в убийстве, которые «явились и не сумели отмести обвинение, но заявили, что умерший был ирландец и не свободен по крови»98. Однако нельзя сказать, чтобы неприкосновенность такого убийцы была абсолютной. Хотя убийство ирландца по законам обычного права не считалось тяжким преступлением, лорд, чьим подданным являлся убитый, мог востребовать компенсации. Размер такой компенсации обычно составлял 70 шиллингов. В качестве примера можно привести дело между Петром ле Пети и Ричардом, сыном Мориса де Крё, имевшее место в 1297 году. Петр обвинил Ричарда в убийстве двух его ирландцев, а попытка Ричарда оправдаться тем, что эти двое были известные разбойники, была отметена присяжными. Они заявили, что «упомянутые ирландцы, в момент, когда их убил Ричард, общественный порядок не нарушали»99. Петру был возмещен ущерб в объеме 10,5 марок (то есть дважды по 70 шиллингов).
Представляется вполне логичным трактовать такие процедуры взыскания лордом компенсации за убийство своих подданных-ирландцев как своего рода систему вергельда. Кодексы, в которых убийство или причинение телесных повреждений не считались преступлением по отношению к обществу, а скорее рассматривались как вред, причиненный одним индивидуумом другому, были очень широко распространены. Все ранне-кельтские и германские своды законов основывались на этом принципе. Исконно ирландские за-
8. Межэтнические отношения… 1) Язык и право
239
коны, которые продолжали действовать в областях Ирландии, не попавших под власть англичан, признавали возможность выплаты за убийство компенсации, нахываемой егш’с. Следовательно, вполне можно считать закон, применявшийся королевскими судами в Ирландии за убийство ирландца, своего рода отражением местных норм или созвучным им. Время от времени англичан-эмигрантов начинала беспокоить перспектива распространения этого принципа и на убийство англичан. Баронские суды англо-нормандских магнатов в первой половине XIII века, несомненно, допускали возможность «выкупа за смерть англичанина»100. Сохранилась жалоба 1316 года, поданная на то, что «штрафы и выкупы берутся за все тяжкие преступления, даже за убийство англичанина»101. Таким образом, поселенцы опасались искажения своей судебно-процессуальной системы в части, касающейся убийств, в силу проникновения в нее чуждой компенсационной системы наказаний.
РАЗНООБРАЗИЕ И ЕДИНООБРАЗИЕ СУДЕБНО-ПРАВОВОЙ СИСТЕМЫ
Естественно, что сосуществование двух или более судебных систем в одном регионе приводило к взаимовлиянию и взаимозаим -ствованиям. Иногда это процесс носил неформальный и частичный характер, как, по-видимому,
«Отныне, если по причине отсутствия мужского наследника наследство переходит к женщине, являющейся законной наследницей умер -щего, владевшего имуществом, мы милостиво повелеваем, чтобы этим женщинам в судебном порядке давалось подтверждение их права на лгу долю, хотя это и может вступать в противоречие с валлийским обы -чаем, практиковавшимся прежде»1Ш.
Здесь ничего не говорится о том, кто был инициатором таких изменений. Однако из прусских документов явствует, что либерализация законов о наследстве была в интересах местных землевладельцев. Кристбургский Договор 1249 года, заключенный между Тевтонскими рыцарями и их новообращенными прусскими подданными, объявлял наследниками, в порядке очередности, сыновей, не -замужних дочерей, родителей (если они были живы), братьев и племянников по линии братьев. «Новообращенные восприняли это с
240
Роберт Бартлетт. Становление Европы
благодарностью, — говорится в тексте договора, — ибо во времена язычества у них, как они говорили, наследовать имущество могли только сыновья»104. Этот случай является наглядным (а валлийский — вероятным} примером того, как подвергшимся колонизации народам внедрение иной системы права могло пойти на пользу, по -скольку у них появлялась возможность модифицировать некоторые из наиболее консервативных элементов их собственных законов. Появление колониального правления способствовало расширению имущественных прав женской части местного населения.
Помимо того, что одна система права могла заимствовать что-то из другой, имелись случаи, когда люди, жившие по одним законам, перенимали законы другой нации в результате пожалования или купли. Во многих приграничных областях обретение таким способом законов другой этнической группы было распространенным явлением. Например, прусская система права в Помезании для таких случаев предусматривала единый порядок: «Если человек живет по прусскому закону и причиняет другому ранение, а потом переходит под действие немецкого закона и обвиняется в содеянном на основании немецкого закона, и признает себя виновным, и дело рассматривается по немецкому закону, то к нему уже не может быть применено прусское право»105. Переход под действие немецких правовых норм в индивидуальном порядке предусматривался также и в своде законов Богемии середины XIV века. В этом кодексе, известном под названием «Майестас Каролина» (Majestas Carolina), были такие слова: «если кто-то из жителей покупает себе бессрочный или германский закон…»10^. Упоминание в различных восточногерманских сводах законов сторон судебного разбирательства, которые «обе по происхождению принадлежат к вендам, но таковыми не являются»107, показывает, насколько могли не совпадать понятия этнической общности в правовом и биологическом смысле. В таких случаях применялось правило, что «тяжбы, возбужденные по законам вендов», не должны приниматься к рассмотрению, а должны к ним применяться законы немецкие. Абсолютно такие же положения применялись к тем сторонам судебного разбирательства, которые «являются пруссами по происхождению, но в то же время не совсем пруссы». (Скорее всего, речь идет о местных жителях, перенявших немецкий язык и систему права.)
Законы одной нации могли также быть отменены, приобретены или переданы целой общине или населению какого-либо района, то есть на групповой основе. В Восточной Европе именно такое распространение немецких законов в славянских деревнях стало одним из факторов, способствовавших германизации культуры этого региона. В 1220 году граф Шверина даровал славянам, живущим в деревне Брюзевиц, «германский закон» (ius Teutonicale), подчеркнув, что отныне штрафы за правонарушения надлежит взимать «в соответствии с требованиями германского закона»10**. Иногда универсальное применение германских законов становилось усло-