Стану тебе женой
Шрифт:
Неловкость момента исчезает и я, вооружившись хорошим настроением и улыбкой, помогаю Радмиру с кулинарными шедеврами.
– Очень вкусно, – доев до последнего кусочка, Лиза молча встаёт из-за стола, относит грязную посуду в раковину и убегает к себе в комнату на второй этаж.
Оставшись наедине, долго молчу, пытаясь сосредоточиться на спагетти и куриных крылышках, а не копаться в своей голове, переворачивая там всё вверх дном и вытягивая из тайников воспоминаний что-то очень хорошее, светлое, что было у нас с Вовой. Да, я его не отпустила… В моих мыслях он всё ещё жив и я каждый раз вскакиваю как
– Милая, я сейчас буду кормить тебя с ложечки, если ты не перестанешь гипнотизировать тарелку. Она сама не опустеет, – в его тоне слышно не раздражение, а забота. – Не понравилось?
– Понравилось, – фальшиво улыбнувшись, хватаюсь за вилку и пытаюсь наколоть на неё кусочек помидора.
– Наташ, – Рад накрывает мою свободную руку ладонью, – у тебя руки дрожат. Может, в больницу?
– Не нужно, – поспешно качаю головой.
– Ты выглядишь не очень. Бледная вся. Руки дрожат. И вес совсем не набираешь.
– Пройдёт.
– Когда?
– Не знаю.
– Я волнуюсь, милая, – пальцами поглаживает мою руку, – и за тебя, и за ребёнка. Вы же сейчас с ним едины и его здоровье напрямую зависит от тебя. Представь, какое ты передашь ему здоровье, если будешь всё время нервничать и плакать?
– Не нужно мне объяснять очевидные вещи, ладно? Я прекрасно осознаю, какая на мне ответственность за будущего малыша, но прости… – жму плечами и развожу руки в стороны, – что я не такая бесчувственная скотина, раз не могу спокойно реагировать на смерть Вовы. Мне больно, Рад. В груди очень болит. И можешь считать меня сумасшедшей, но я всё ещё жду его звонка. Я до сих пор…
Рад качает головой, чтобы я не продолжала. И на долю секунды я замечаю боль в его глазах, что причинила своими словами.
Наверное, лучше было не заводить этот разговор, в принципе. Сослаться на то, что меня продолжает мучить токсикоз, хотя последние дни он начал отступать и я даже стала завтракать по утрам. Но я так не могу и не хочу! Я не буду врать своему любимому мужчине, что оплакиваю бывшего мужа, потому что это не так. И если Рад хоть чуточку отключит свои эмоции и включит холодный разум, то поймёт, что с Вовой у меня не всегда было всё плохо, а было даже очень хорошо, иначе бы не родилась Лиза и мы не прожили бы в официальном браке целых одиннадцать лет.
На непонятной ноте заканчивается наш "недоразговор". Рад встаёт из-за стола.
– Пойду покурю. Посуду оставь, я сам приберусь на кухне, когда вернусь.
Я должна ему что-то ответить, а ещё лучше остановить и убедить в том, что мой траур по бывшему мужу – не потому, что я до сих пор его люблю, а просто потому, что я живой человек и мне не чужды эмоции. Хотя… зачем это ему? Я же вижу как его штырит от любых упоминаний о Вове.
К чёрту всё… Пусть покурит, а я успокоюсь, да. И когда он вернётся обниму его крепко со спины, прижмусь щекой в место между лопаток и скажу, что люблю его больше жизни и уже завтра позвоню своему гинекологу, чтобы она посоветовала какие-нибудь успокоительные, которые можно беременным.
Рад не возвращается на кухню ни через пять минут, ни через тридцать. И даже, когда я полностью убираюсь со
Виновата, да, а потому направляюсь в кабинет, уверенная, что застану мужа именно там.
Как я и предполагала, Радмир сидит за офисным столом перед открытым ноутбуком. Что-то внимательно читает, хмурится. На звук открывшейся двери медленно поворачивает голову, смотрит на меня, изгибает бровь в молчаливом вопросе.
– Не помешаю?
– Проходи, Наташ.
Остановившись напротив мужа, в волнении не знаю, куда деть руки, а потому прячу их за спиной, скрещивая пальцы в замок. Рад отодвигается от стола, хлопает себя по колену, приглашая к себе, и в этот момент у меня с души падает целый булыжник. Не раздумывая, устраиваюсь у любимого на коленях, повернувшись к нему лицом и положив одну руку на плечо. Рад же обнимает меня за талию и ненадолго прижимается губами к щеке.
– Я пришла мириться, – тихо произношу, всё ещё испытывая волнение. Возвращаться к тому недоразговору я не горю желанием, но игнорировать тревожные звонки, делая вид, что ничего такого не случалось, – неправильно, да и не могу так. – Прости за то, что тебе наговорила. На самом деле, я очень стараюсь держать себя в руках, но получается плохо, точнее, совсем не получается. Ты прав, мне одной не справится, поэтому я позвоню гинекологу и попрошу выписать мне успокоительное. Ещё я хочу, чтобы ты знал… Я люблю тебя настолько сильно, что у меня сердце каждый раз скачет галопом, когда ты рядом. Не представляю жизни без тебя. Ты мой воздух, ты мой свет. Я не могу без тебя и никогда не смогу. Не злись на меня, пожалуйста. Мне каждый раз не по себе от наших ссор.
– Наташ, всё нормально. Я понимаю, у тебя сейчас сложный период. Хорошо, что решила обратиться к врачу.
– То есть ты не злишься на меня?
– Ну как я могу на тебя злиться? – едва заметно улыбаясь. – Глупости говоришь.
– Ну, в общем, да. Я у тебя та ещё дурочка, – теперь улыбаюсь я. – Хочешь я тебе кофе принесу?
– Хочу.
– Тогда принести его в кабинет?
– Я сам приду в кухню. Уже почти освободился, – кивает на ноутбук, а мне так и хочется спросить о разговоре с отцом, который я подслушала, но спросить прямо не решаюсь – не хочу проверять на крепость наше шаткое перемирие.
Ухожу в кухню, чтобы сварить обещанный мужу кофе. И пока в турке небольшой шапкой карабкается вверх чёрная гуща, примечаю в сопровождении нашего охранника трёх мужчин: один одетый по гражданке, а двое точно выглядят как полицейские. От увиденного сердце тут же отзывается болезненным сжатием в груди, а в голове опять всплывают слова Славика: "Но ты будь готов, что в любую минуту к тебе может прийти полиция и арестовать". И я почему-то хочу верить, что неправильно поняла слова папы-прокурора, а эти полицейские, без минуты стоящие на пороге нашего дома, – всего лишь актёры, которых кто-то нанял, чтобы неудачно пошутить.