Старая армия

Деникин Антон Иванович

Такие гастроли вызвали в печати насмешку:

— Так институток возят в каретах по городу «для ознакомления с жизнью»…

* * *

После обеда — час или полтора для сна, а затем, если не было очередной репетиции, юнкера, предоставленные всецело самим себе, пили чай, готовили уроки или отдыхали. Вольный спорт{По существу строевое обучение, гимнастика, походы носили в себе элементы спорта.}, доклады, беседы и вообще физические и духовные развлечения были тогда не в обычае. По крайней мере, начальство в этом вопросе не проявляло никакой инициативы. Только много позднее, в связи с повышением интереса в русском обществе ко всякого вида спорту, и в военных училищах

это дело получило надлежащее развитие. Вначале шло кустарно и «без расходов для казны»; в 1901 г. встречаем впервые отпуск «на развитие научных и физических занятий», правда, более чем скромный — в юнкерских училищах по расчету одного рубля в год на человека… С 1909 г. установлены были уже состязания как в училищах, так и между училищами, своего рода «олимпиады». И не только по гимнастике, фехтованию, рубке, но и в «упражнениях любительских».

В одном из ротных казематов — стол, на котором разложены военная газета и журнал. Но почти никогда не видно там читателей. В свободное время мы собирались группами по признаку землячества или дружбы и вели долгие беседы. О чем? Дом, прошлый отпуск, юнкерский быт и эпос, прочитанная повесть, перспективы будущего и т. д. Очень редко — «проклятые вопросы» и почти никогда — «политика» — понятие, под которое подводилась вся область государствоведения и социальных знаний. Ни преподаватели, ни начальство не задавались целью расширить несколько кругозор воспитанников, ответить на их духовные запросы, побудить к самообразованию.

Какое разительное несходство быта!.. В 1909–1910 гг. произведена была широкая анкета среди студентов С.-Петербургского Технологического института{Перепись, произведенная научно-экономическим кружком, под общей редакцией прив.-доцента М. Бернацкого.}, которая, между прочим, дала интересные данные об участии студенчества в политической жизни. «Партийность» технологов в процентах определялась так:

Соц. -дем……………….. 25,3

Кадетов………………… 20

Соц. -рев……………….. 12,4

Неопред. «лев.»……… 10,1

Анархистов……………… 3

Октябристов………….… 2

Умеренно прав………… 2

Союза Русск. Нар……… 1

Прочих……………………… 4,2

Беспарт……………………. 20

Или, по тогдашней терминологии, «левых» — 71, «правых» — 5 %.

Эта перегрузка политической деятельностью, в связи с тяжелыми материальными условиями существования большинства студентов (та же анкета указывала, что наиболее распространенный расход на питание студента — от 7 руб. 50 коп. и до 10 руб. в месяц), приводила к тому, что институт оканчивали после 5 лет только 14 %; после 6–7 лет 38 % и остальные (48 %) — после 8-12 лет и более… Явление — совершенно невозможное в военной школе.

В академические годы мне довелось бывать в обществе студенческой молодежи и наблюдать ее жизнь. По доверию я познакомился как-то и с той подпольной, внежизненной, начетнической трухой, которая почему-то носила техническое название «литературы» и составляла во многих случаях духовную пищу передовой молодежи. «Литература» углубляла отрыв студенчества от национальной почвы, смущала разум, обозляла сердца. «Отсталость» в этом отношении юнкеров была одной из причин отчуждения их от студенчества, в большинстве смотревшего на военную среду как на нечто чуждое и враждебное. Впрочем, отчуждение питалось и другими влияниями… Был впоследствии (1910) такой случай. Начальник Виленского юнкерского училища, полковник Адамович, в согласии с училищным советом, ввиду малого притока молодых людей с законченным средним образованием, принял некоторые меры для сближения юнкеров с воспитанниками местных гимназий. Целью его было, с одной стороны, — «поднять» недавнюю репутацию юнкерского училища как «грубой и косной школы» и привлечь молодых людей к поступлению в училище;

и с другой, — «не дать сложиться в юнкерах, будущих офицерах, тому духу безотчетной ненависти ко всем не носящим военный мундир, который (дух) вел неоднократно к печальным столкновениям»…

Как отнеслось к этой попытке начальство, не знаю, но охранительная печать — с суровым осуждением; а «Новое Время» сочло ее «внесением отвратительного пошло-либерального духа, стремлением рассолдатить строй, обмещанить его, растворить в буржуазной гражданственности, в интеллигентском демократизме»…

Стремилось оберегать молодежь от «народа» и военное ведомство. Когда впервые, вполне естественно, юнкерам и пажам разрешено было ездить (за свой счет, конечно) по железным дорогам в вагонах 2-го класса, циркуляр Главного штаба объяснял эту меру стремлением «оградить их от вредного влияния публики, проезжающей в вагонах 3-го класса»…

Циркуляр упускали из виду, что ведь военная школа готовила учителей и воспитателей для солдата — природного «пассажира 3-го класса».

Не стеклянным колпаком, конечно, а другого рода воздействием, о котором я говорю ниже, военная школа уберегла своих питомцев от духовной немочи и от незрелого политиканства. Но… сама никак и ничем не помогла им разобраться в сонме вопросов, всколыхнувших русскую жизнь. Уже первая революция и переход к новому строю дали серьезные указания на недостаточную подготовленность офицерства к воспитательной работе в усложнившейся донельзя новой политической обстановке. Под влиянием этого в 1907 г. в курс военных и юнкерских училищ введен был даже отдел государствоведения и «учения о политических течениях».

Но после трехлетнего опыта этот курс был изъят, а на место его введены «сведения из финансового и полицейского права», с целью — как гласил официальный отчет — осветить юнкерам условия деятельности правительственных учреждений и органов местного самоуправления и ознакомить их с экономическим и бытовым положением крестьян и рабочих — главного контингента армии…

И по малому времени, остававшемуся до войны, и по новизне задания мера эта не могла оказать существенного влияния. И в годы второй революции молодежь, как и старое офицерство, оказались одинаково безоружными и беспомощными перед вставшими вдруг политическими и социальными вопросами, спасовав даже перед солдатской полуинтеллигенцией — чеховскими «ятями».

* * *

Итак, занятия кончились.

Развлечений немного в училище. Гимнастический зал, где собирались любители показать свою силу и ловкость; где юнкер Ильин перелетал, как перышко, через деревянную кобылу с сооруженной на ней чуть не в три яруса пирамидой человеческих тел; где юнкер Юревич — рижский гимназист — проделывал умопомрачительные вольты на сложной трапеции.

Позднейшие выпуски привлекались еще к обязательному обучению танцам… Чрезвычайно комичную картину представляла, говорят, перед уроком танцев приемная, в которую стекались вереницами юнкера с перевязанными руками и ногами, с подвязанными щеками — внезапно заболевшие, — чтобы получить от дежурного офицера освобождение от урока…

Или еще, преимущественно в предпраздничные дни, устраивались доморощенные концерты.

Плакала скрипка юнкера — талантливого музыканта, почему-то бросившего консерваторию. Могуче гремел прекрасный юнкерский хор про старину стародавнюю, как «султаны звилилы кунаты кайданы»… Или грустно стелился «не осенним мелким дождичком»…

Прокуренная насквозь, пропахнувшая дешевой казенной ваксой, в полужидком виде наполнявшей отставленные к стенке корытца, наша курилка (она же туалетная, она же концертный зал) полна народу. Полное удовлетворение, непосредственность чувств и искреннее, шумное одобрение исполнителям.