Старая дама, или Чехарда с ожерельем
Шрифт:
Юлия Александровна присмотрелась. Долговязая тень с остервенением вырывала из земли очередной розовый куст. Покопав минут десять, она выволокла его на дорожку и с досадой осмотрела при свете зажигалки вырытую яму.
— Так, а теперь следующий, — решительно сказала девица и вырыла еще один куст.
Полюбовавшись на дело своих рук, она плюнула и сказала:
— Результат один и тот же, — а потом почему-то добавила: — Все они одинаковы!
Очевидно, решив сделать небольшой перерыв, она отложила в сторону лопату и позвала свистящим шепотом:
— Юлька, кинь сигареты!
Затем открыла принесенную с собой бутылку пива и закурила,
— «Пробираясь вдоль калитки, полем вдоль межи, Дженни вымокла до нитки вечером во ржи, — пробубнила девица, отряхивая с платья капли воды, оставшейся на кустах после дождя. — Очень холодно девчонке, бьет девчонку дрожь! Замочила все юбчонки, идя через рожь», — добавила она, поежившись, и отхлебнула еще один большой глоток пива.
Опустошив бутылку, долговязая девица зашвырнула ее в кусты, деловито потерла руки, потом грустно посмотрела на вырытые кусты и сказала:
— А сейчас состоится погребение тела, — и зарыла кусты на место. — Ничего, еще пару дней, и все будет о’кей, — добавила она, закончив свою странную работу, после чего взвалила лопату на плечо и пошатывающейся походкой захмелевшего человека направилась к дому.
На этот раз Баратова специально задержалась на балконе, ожидая, кто еще покажется во дворе. И в своих ожиданиях она не ошиблась. Сначала из-за угла гаража появился тот самый тощий субъект, который вчера следил за садовницей, а как только он зашел в подъезд, во дворе появилась еще одна маленькая фигурка. Больше всего она напоминала сухонькую, небольшого роста старушку.
— Да их с каждым днем становится все больше, — сказала сама себе Баратова.
Она подождала еще четверть часа, но больше никто не появился.
«Что происходит в этом доме по ночам? — размышляла Юлия Александровна. — А главное, что делает под моими окнами эта долговязая девица? — Воображение рисовало Баратовой одну картину занимательнее другой. — Может быть, девица выводит новый сорт роз, — предположила она, — и хочет увезти с собой один из саженцев? Или ей срочно понадобилось похоронить тела только что утопленных котят или хомячков?»
Юлия Александровна живо представила ряд крошечных могилок, в которых покоились зверьки, с аккуратными крестиками над ними. Это было так трогательно, что на глаза Баратовой даже навернулась слеза. Ей было только непонятно, зачем надо было для этого вырывать столько кустов роз?
В меланхолическом настроении Юлия Александровна прошла в спальню, но как только она легла в кровать, сразу же послышалось уже знакомое постукивание. Временами Баратовой казалось, что это какой-то узник никак не может выбраться из темницы и перестукивается с товарищами по несчастью. Наконец около часа ночи постукивание прекратилось, и Юлия Александровна заснула. Ей приснился маленький аккуратный розовощекий Дрюсик, которого так долго звала вчера влюбленная девица. Он почему-то очень напоминал симпатичного молодого поросеночка с небольшим пятачком. «Хрюсик, мой милый Хрюсик», — умильно звала его во сне долговязая девица, и тот при этом блаженно улыбался.
К сожалению, и эта ночь прошла для Баратовой беспокойно. Несколько раз она просыпалась и слышала, как «узник» снова начинал долбить стену своего каземата. А под утро Юлия Александровна увидела еще один очень странный сон. На этот раз ей приснилось, что на кухне разговаривают два человека. Причем один явно говорил голосом
— Вы же знаете, Петя, сегодня был-таки мой день, — сказал голос Шульмана настойчиво.
— Вы перепутали, Семен Яковлевич! Ваш день был вчера, — раздраженно ответил второй голос.
— Ничего я не перепутал, — возразил голос Семена Яковлевича громким шепотом. — Вчера был вторник, а в этот день к нашей Петровне обычно приходит ее обожаемый племянник. Они сначала раздавили пол-литра, а потом устроили спевку самодеятельности на кухне! Жуткое, доложу я вам, было впечатление! У Петровны голос тонкий, но противный, а у ее племянничка низкий и гнусавый. А их кухня соединена вентиляционной отдушиной как раз с моим туалетом! Представляете, захожу я туда по своим делам, а за стеной раздается такое призывное завывание на два голоса! Просто нечеловеческая музыка! И мелодия такая душераздирающая, как будто бы какой-то садист мучает свою жертву! Честное слово, Петя, я чуть не сделал свое дело, не доходя до отхожего места! А когда у нас идет спевка народных талантов, это всегда был ваш день!
— Ну, сами рассудите, Яковлевич! Вчера был выходной, потому что позавчера заехала новая жиличка, и весь график сдвинулся. Так что мой день как раз сегодня, — терпеливо увещевал второй голос.
— Ладно, Петя! Мы же с вами, можно сказать, близкие люди. Живем дверь в дверь! Что мы будем рядиться! Давайте каждый просто займется своим делом, — покладисто ответил голос Семена Яковлевича.
— Но мы же будем друг другу мешать, — недовольно возразил второй голос.
— Это я вам буду мешать?! Еще не было случая, чтобы Шульман кому-нибудь мешал, — возмутился голос Семена Яковлевича. — Короче, хватит болтать, пора переходить к делу! Уверяю вас, все будет просто превосходно! Мы же с вами интеллигентные люди!
— Хрен мне в вашей интеллигентности! — буркнул второй голос.
— Тише, — шикнул на него голос Семена Яковлевича. — Кажется, в комнате послышался какой-то шум, и нам отсюда лучше уйти! Вы были правы, Петя, сегодня был-таки ваш день, а вот завтра будет уже мой!
— Нет уж! Я согласен, сегодня был именно ваш день, — сварливо ответил второй голос.
— Хорошо, хорошо, только не кричите, — поспешно согласился с ним голос Семена Яковлевича.
И голоса стихли. Некоторое время Юлия Александровна лежала с открытыми глазами, потом встала с кровати и прошла на кухню. Там никого не было, и все предметы лежали на своих местах.
ГЛАВА 5
Утром Юлия Александровна первым делом спустилась вниз и осмотрела палисадник. Все розовые кусты были на месте, и никаких аккуратных маленьких могилок там, конечно же, не было! Только у самой стены валялась пустая бутылка из-под пива. «У нас с друзьями есть обычай, — почему-то вспомнила Баратова классику отечественного кинематографа. — Каждый год тридцать первого декабря мы ходим в баню». «Может быть, и у этой девицы есть обычай: каждую ночь перед сном выходить во двор и вырывать с корнем хотя бы один розовый куст. После чего торжественно выпивать над ним бутылку пива, читать несколько сентиментальных стихов, а потом с чувством глубокого удовлетворения торжественно зарывать куст обратно, — размышляла Юлия Александровна. — В конце концов, не такая уж и плохая привычка. Сам сэр Уинстон Черчилль каждый день возводил на своем дворе кирпичную стену, а потом с удовольствием ломал ее. Кто знает, сколько гениальных мыслей приходило при этом ему в голову».