Старик прячется в тень
Шрифт:
Они очутились в задней комнатке магазина. По стенам ее были полки, сплошь заставленные различными коробками с товарами. Тесно жались друг к другу небольшой стол и три табуретки. На стене висел телефон. Тусклый свет едва проникал через небольшое окно, заделанное железной решеткой, и потому даже днем здесь горело электричество.
— Садитесь! Пожалуйста, садитесь… Не очень-то шикарно, но что делать? — заискивающе суетился Сожич. Он собирал со стола какие-то разграфленные на колонки листы и прижимал их счетами. —
— Мы к вам ненадолго. Я, собственно, только как сопровождающий. Начальство попросило, — пояснил Залесский, — Пожалуйста, познакомьтесь. Товарищ Курчо. Из Академии художеств. Из Ленинграда.
— Очень приятно… — Ян Савельевич протянул пухлую, украшенную кольцом руку. Быстрые глазки-буравчики недоверчиво оглядывали студента. — Чем могу быть полезен, прошу…
На лице нэпмана мелькнул плохо скрытый испуг. Вероятно, это заметил и Залесский.
— Ян Савельевич, — непринужденно начал он, — товарищу известно, что вы интересуетесь живописью. Не правда ли, так?
— Знаете, громко сказано. Конечно… Как любитель. Поскольку в этой области не образован. Но иногда восхищаюсь, восхищаюсь…
— Скажите, пожалуйста, картины вы покупаете в Крутове? — выговорил Валентин заранее приготовленную фразу.
— Очень немного. Очень немного… Что здесь купишь? Несколько вещей я приобрел в Москве — Айвазовского, Клевера. Еще кое-что.
— Очень любопытно, — торопливо бросил Валентин и посмотрел на Залесского.
— Я думаю, Ян Савельевич не откажется показать нам свою коллекцию, — сказал тот.
— Отчего же. Приходите, приходите…
— Видите ли, — непринужденно продолжал Петр Наумович. — Товарищ Курчо уезжает и поэтому хотелось бы…
— Когда же будет угодно?
— Если можно, сегодня, сейчас…
— Ну, — Ян Савельевич развел руками, — чего не сделаешь для искусства. Пойдемте сейчас. Извините, я дам распоряжение по магазину.
Ян Савельевич вышел, прикрыв за собой дверь.
— Ох, — тихо произнес Залесский. — Догадывается, что мы неспроста, но делает вид. — И тут же громко произнес:
— Значит, Валентин Дмитриевич, ваша миссия подходит к концу?
Не успел Валентин и придумать, что следует ответить, как Сожич снова появился в комнате. Он снял висевшую на крючке шляпу и жестом пригласил гостей следовать за ним.
Вышли на улицу. Ян Савельевич предложил взять извозчика. Валентин подумал о том, как хорошо, что он, по совету Петра Наумовича, оставил свою машину в губисполкоме. Вот бы удивился Сожич, увидев, как представитель Академии художеств разъезжает на дамском велосипеде…
Втроем в извозчичьей пролетке было тесно, но Сожич категорически заявил, что усядется на откидное место.
— Ничего… ничего… Мне тут хорошо… Ехать совсем недолго.
На низенькой запасной скамеечке, на которой обычно ездили дети, Ян Савельевич казался
Пролетку слегка покачивало. Лошадь трусила рысцой. Время от времени молчание нарушал Сожич.
— Очень ценю искусство, очень, — повторял он.
Вскоре они уже поднимались на крылечко сожичевского дома.
— Пожалуйста, не беспокойтесь. Там бульдог. Собака ученая. Никому не сделает вреда, — предупреждал хозяин.
Пока они ехали на извозчике, Валентин думал о том, как бы Ромчик не выдал, что он, Валентин, уже был здесь. Нужно было выдумать оправдание. Однако опасения оказались напрасными. Племянник Сожича сделал вид, что впервые видит студента.
В столовой Ян Савельевич и старательно помогавший ему Рома сняли чехлы с картин.
— Пожалуйста, вот моя гордость: Феодосия, море… Кисть самого Айвазовского. Подтверждено печатью на обороте.
С деланным любопытством Валентин оглядел морской пейзаж, похвалил свет на картине, изображавшей лес в час заката.
— Стоящая вещь… — скорее утверждая, чем спрашивая, произнес Сожич и продолжал:
— В кабинете у меня тоже кое-что висит, но менее ценное. Если желаете…
— Конечно, конечно… — закивал Валентин.
Ключ от кабинета оказался в кармане Яна Савельевича. Он отворил дверь.
— Пожалуйста, входите…
Вошли в кабинет, и Валентин, бегло скользнув взглядом по стенам, принялся рассматривать чикильдеевский натюрморт.
— Экспрессионистский подход, — сказал он.
— Возможно, возможно… Я в современных картинах не разбираюсь. По-моему, вещь не стоящая. Приобрел по случаю. Поддержал тут одного местного.
— А вы не помните, чья это работа? — спросил Залесский.
— Забыл фамилию… Вот вертится на языке… Чикреев, Четеев… Как-то так.
— Чикильдеев, — сказал Рома, который находился тут же в кабинете и внимательно наблюдал за тем, что происходит.
— Скажите, пожалуйста, он помнит! Действительно, кажется, так. А что вас заинтересовало? Неужели это может представлять какую-то ценность?
Ян Савельевич довольно ловко изображал человека, который ни о чем не имеет понятия, и Залесскому это наскучило. Он решил приблизиться к цели.
— Я вам говорил… — сказал Залесский, обращаясь к Валентину. — Я так и предполагал. Ян Савельевич не обратил внимания.
— А что такое? В чем дело? — забеспокоился Сожич. — Я, извините, не понимаю.
— Дело в том, — продолжал Залесский, — что вы, Ян Савельевич, возможно являетесь обладателем весьма ценного полотна.
— Я, — обладателем ценного?.. Вот этого?..