Старик прячется в тень
Шрифт:
Марсельезин дедушка тоже обратил внимание на приехавших. Он оставил газету и, сняв пенсне, внимательно смотрел в сторону автомобиля.
Теперь Адриану и Митре ничего не оставалось, как ждать.
Трудно сказать, сколько прошло времени. Но вот на улицу вышел со шляпой в руке Ян Савельевич Сожич. Он был пунцового цвета. Вытащил из кармана платок и принялся вытирать им шею и голову.
— Готово, попался! — воскликнул Адриан.
— Ага, сразу видно!
Сожич надел шляпу и, спрятав платок в карман, быстро пошел по улице. Он как бы убегал подальше
И тут из дверей вышли остальные. Начальник с портфелем о чем-то разговаривал со студентом, пока шофер крутил заводную ручку. Наконец мотор завелся. Товарищ Залесский кивнул студенту и заспешил к машине. Снова поднялась пыль, и исполкомовский автомобиль, прогремев мимо решетки сада, исчез.
Оставшись на площадке, Валентин посмотрел в сад. Потом спустился по ступенькам и стал пересекать улицу.
Мальчики бросились ему навстречу.
— Мы давно тут ждем! — выпалили они вместе.
— Знаю. Видел.
— Ну что, так и есть? Он прятал? Мы видели, как он побежал.
— Тот самый шедевр оказался?
— Сейчас все узнаете, — Валентин внимательно оглядел мальчишек, таких чистых и подтянутых сегодня.
— Пошли за мной.
Поднялись по ступенькам и вошли в белый маленький вестибюль.
— Ноги вытирайте! — строго приказала старушка в круглых очках, которая вязала чулок у входа в зал, будто у себя дома.
— Они со мной, — сказал Валентин.
— Хоть и с тобой, а пускай вытирают как следует…
Пошаркали ногами о половичок и вслед за студентом пошли по музейным залам. Митря смотрел кругом во все глаза. Его поразило количество картин на стенах. Он тут был впервые. Следуя на цыпочках, миновали несколько залов и отворили двери с надписью: «Дирекция». Прошли еще одну комнату со множеством картин и коридорчик и оказались в заднем помещении.
Их встретил невысокий старичок с бородкой. Серыми и быстрыми глазами он оглядел мальчишек.
— Это и есть крутовские следопыты?
— Да, Николай Афанасьевич, Адриан и Митря.
— Ну что же, юные советские граждане, — сказал старичок, — идемте, посмотрим, что вы там отыскали.
Он подвел мальчиков к мольберту, на котором была укреплена картина, завешенная материей. Николай Афанасьевич снял материю.
Адриан и Митря замерли.
Со старого, покрытого сеткой трещин полотна на них смотрел старик в кожаной безрукавке. В правой руке он держал подсвечник с зажженной свечой, левой прикрывал пламя от ветра. Свет падал на его лицо и отбрасывал тень на стену. Будто прислушиваясь к чему-то, старик с хитринкой смотрел на мальчиков. Тускло сияла медь на подсвечнике. На бледных старческих губах чуть заметно жила улыбка. Как будто старик кого-то ждал и поднялся, прислушиваясь к стуку и радуясь, что к нему пришли.
— Как живой… — тихо проговорил Митря.
— Ну и здорово! — сказал Адриан.
Николай Афанасьевич внимательно смотрел на мальчиков. Он был доволен, что картина им нравилась.
— Великий мастер был. Непревзойденный певец света, уважаемые, — отчего-то
— Это Рембрандт, да? — тихо спросил Адриан.
— Увы, не совсем, молодые люди… Должен вас огорчить. К сожалению, — копия… Отличная и, наверное, близкая к оригиналу, но… — Николай Афанасьевич развел руками. — Только копия…
— Как же так? — Адриан растерянно переводил взгляд с Валентина на хранителя галереи.
— Да, копия, — повторил тот.
Митря молчал. Он не очень-то понимал, что происходит. Что еще за копия отыскалась? Новое дело!
— Видите ли, молодые люди, — продолжал Николай Афанасьевич, — это, конечно, очень старая копия и отличная, так что тут и не мудрено было ошибиться. И не только нашему торговцу галантереей.
— А откуда же вы узнали?
— Николай Афанасьевич по холсту, по краскам определил, — сказал Валентин. — Эта картина написана значительно позже, чем жил Рембрандт.
— И написана, скорее всего, крепостным человеком князя, — добавил хранитель музея.
— Вот это да! Значит, и нэпмана надули? — удивленно воскликнул Митря.
— Как сказать, — Николай Афанасьевич что-то еще высматривал, приблизив глаза к портрету. — Копия эта тоже дорого стоит. Большого дарования был живописец. Да мало ли было непризнанных гениев в крепостной России!
— Значит, копию назад Сожичу отдадите? — заволновался Адриан.
— Надо полагать — купим. Надеюсь, продаст. — Николай Афанасьевич улыбнулся. — И копия великого Рембрандта для нас радость. Да и реставрировать ее нужно, обновить… Чуть не погубили полотно.
— А где же настоящая? Куда она девалась?
Хранитель беспомощно развел руками.
— Если бы мы знали!..
— А может, и она у нас в Крутове?
— Не думаю. Но кто знает…
— Николай Афанасьевич, — обратился к старику Валентин. — Может быть, вы расскажете им…
— Любопытно, да? — хранитель хитро прищурился. — Да рассказывать-то здесь много нечего. Дело в том, уважаемые, что прадед нынешних князей Мещерских был хитрющий старик. Он всегда боялся, что Рембрандта — это была гордость его коллекции — могут у него похитить. Ну и велел своему художнику снять копию. Да и подменил ею в галерее настоящее полотно, а то, подлинное, хранил у себя в спальне. Так у них завещалось из поколения в поколение. Недавно об этом написал в своих записках еще здравствующий ныне в Париже один из князей. Вот и догадывайся, знал управляющий, что оригинал, что копия, или не знал. Но, скорее всего, знал, пройдоха.
— Понимаете, — волнуясь, перебил его Валентин, — Антон Макарович, от которого было письмо, и не предполагал, что существует копия.
— М-да, ну вот теперь и гадай, — продолжал Николай Афанасьевич, — где спрятан оригинал. Или его приняли за копию и не сохранили. Возможно, конечно, и обе они были здесь, в Крутове…
— А сколько же она стоит, настоящая-то, если найти? — спросил Митря.
— Нету ей цены.
— Как же нету?
— Неповторимое творение это, милый, так что нету. Ну, а на деньги мерить — дорого, слишком дорого.