Старик прячется в тень
Шрифт:
— Здравствуйте, коллега!
Валентин оторвался от газеты. Перед ним было худощавое усатое лицо с печально опущенным носом.
— Не протестуете, коллега? — продолжал подошедший и, не ожидая ответа Валентина, сел напротив. Сняв большую помятую шляпу, он бросил ее на свободный стул и, тряхнув длинными нечесаными волосами, представился:
— Чикильдеев Эраст Игнатьевич. По-старому
— Валентин Курчо. Студент Академии, — несколько смутившись, проговорил в ответ Валентин.
— По классу живописи?
— По живописи. У профессора Савина…
— Не слышал такого, — помотал головой усач. — Русь изучать приехали?
— Да нет, не совсем. К тете, — объяснил студент. — Я тут давно. И про вас слышал.
— Про Чикильдеева кто не знает! Самый большой талант в Крутове, — сказал художник и поднял палец.
Валентин чувствовал себя не особенно удобно. Он не знал, следует ли что-нибудь предложить крутовскому художнику. Но тот сам пришел на помощь.
— Разрешите заказать пивка, коллега? Хочется охладиться, жара, а деньги дома позабыл.
Валечка согласно закивал головой и нащупал в кармане единственный рубль.
— Гарсон!.. Гарсон!.. — крикнул усач за перегородку, куда исчез старичок. И как только тот показался, скомандовал:
— Бутылку холодного пива и пару раков… Лучших. Понятно?
Заказывал он это таким образом, будто обладал несметным количеством денег. Но Валентин уже знал: платить придется ему. Правда, он рассчитывал, что после посещения вокзального ресторана у него еще что-то останется от рубля, но что было делать.
— Значит, в академии изволите обучаться, — продолжал Чикильдеев. — А в каком стиле пишете?
— В обыкновенном, современном. Ищу новые формы, — несмело произнес Валентин.
— Урбанист или экспрессионист?
— Да нет же… — студент несколько растерялся.
Валентин уже был готов раскрыть этюдник и показать художнику, в каком стиле он пишет картины, но тот, видно, не особенно интересовался его творчеством.
— А я все школы живописи прошел, — сказал он. — В товариществе «Бубновый валет» состоял. Слыхали? Не сошелся. Выставили… Кубистом и то был. А на черта? Никто тут в этом ничего не соображает. Ну, и бросил. Теперь пишу вывески. В самом понятном духе, — Чикильдеев чуть помолчал и продолжал уже более миролюбиво: — Вот вокзалы люблю… Поезда приходят и уходят, а все тут… Если б я жил в Париже или в Москве, давно бы уже был знаменитым… А как вы думаете, коллега? Согласны?
Валентин слегка пожал плечами. Крутовский художник был изрядно пьян.
Старичок с бантиком притащил бутылку пива и тарелочку, на которой лежали два красных, как свежевыкрашенная крыша, разляпистых рака. Открывая бутылку, он выразительно взглянул на молодого человека и учтиво сказал:
— Котлетка готовится. Сей минут…
— Новый. Приехал откуда-то. Не было его тут раньше, — мрачно сказал Чикильдеев вслед старичку, как только тот отошел от столика. — Тоже, знаете ли, живописью интересуется. Два дня назад спрашивал меня, кто тут в Крутове держит картины. Слово-то какое: «держит»! Серость!.. Тут, говорит, был у вас какой-то любитель. Не то Сидоров, не то Савельев… Очень, говорит, хотелось бы мне его картины посмотреть… Чудак — рыбак!.. Какие здесь картины?! Разве живопись
А Валентин Курчо от этого известия чуть не поперхнулся лимонадом и замер за стопкой. Нет, не послышалось ему! Старичок с бантиком искал какого-то владельца картин и именно с фамилией, начинавшейся на букву «С». И был он человеком, откуда-то недавно приехавшим.
— Вы говорите, ценителей живописи здесь нет? — с трудом, стараясь казаться безразличным, проговорил студент.
— Какие тут ценители, молодой человек?! Жулики тут те, кто деньги имеет. Вот и все! — пробурчал Чикильдеев, одним глотком опустошая стопку. — Кончились меценаты, фю-и-ить!.. Вот раков здесь варят, это да! Умеют, собаки.
С раками он расправился с поразительной ловкостью. Не успел Валентин, что называется, и оглянуться, остались только старательно высосанные ошметки. И бутылка пива была уже почти пустой. Чикильдеев, вероятно, догадался о финансовых возможностях студента, потому что вдруг как-то потерял к нему интерес и умолк, начав клевать носом. Но тут он увидел, как за столик у противоположной стены уселся высокий человек с гладко выбритым лицом. Усаживаясь, он отставил в сторону тяжелую трость и повесил на нее соломенную панаму с полосатой, как флаг, лентой.
— Иван Саввич, вот это компания!.. Когда прибыли?
Чикильдеев взял тарелку с недоеденным раком и направился через весь ресторан, позабыв даже поблагодарить студента. Человек в светлом костюме привстал и подал руку крутовскому художнику.
Юркий старичок принес пахнущий жареным луком кусок мяса на продолговатом металлическом блюде и поставил перед Валентином.
— Кушайте, сделайте одолжение…
Краем салфетки он стряхнул со скатерти шелуху и осуждающе покачал головой.
— Несамостоятельная личность. Теперь, видите, к ним пристраивается. А это, знаете, кто будет?.. — старичок приглушил голос. — Известный артист драматический Днепров-Марлинский. Я их знаю. Они во многих местах, где я служил, выступали. Выходит, и здесь станут гастролировать.
Старичок брезгливо взял шляпу Чикильдеева и понес ее художнику, который уже уселся напротив Днепрова-Марлинского. И сейчас же до Валентина донесся приятный голос:
— Да, да, буду здесь… «Акосту» станем давать и «Кина»… Недели через две-три, дорогой…
Расправиться с полупорцией отбивной Валентину было недолго. Он уже приканчивал соус, когда снова появился услужливый старичок.
— Может быть, чаю и пирожного? — спросил он.
Валентин готов был пить чай и без пирожного, чтобы продолжить знакомство со стариком и выведать, с какой это стати он интересуется картинами, но рубля хватало только расплатиться.
— Нет, сказал он. — Чаю не хочется. Сколько с меня?
Но старичок явно не торопился рассчитываться. Он не спеша складывал посуду, потом опять принялся стряхивать крошки со скатерти и собирать их в руку.
— Да что тут… Всего-ничего. Сейчас, минуточку… — он чуть помолчал и заискивающе добавил: — Если не побеспокою, позвольте спросить, художник будете?
— Пишу, — кивнул Валентин.
— Оно сразу видно человека… И в Крутове тут, поди, с малых лет живете?.. В музее я здешнем был, — продолжал словоохотливый старик. — Знаменитые картины висят. А все же одного портрета не видать.