Старинная шкатулка
Шрифт:
Когда они обо всем договорились, женщина вдруг спросила, глядя на него как-то по-особому — косо и изучающе:
— Скажите, пожалуйста, какое у вас образование?
— А что?
— Да… просто интересно. Извините меня, пожалуйста, за нескромность.
— Ничего, ничего! У меня высшее образование.
— А какой вуз вы окончили?
Улыбчиво глядя на нее, Чесноков сказал:
— Институт «Погост». Факультет гробокопателей.
— А если серьезно?
— А если серьезно — политехнический
— Вот это метаморфоза. К чему, зачем?..
Роман Алексеевич пожал плечами:
— Причина простая. На заводе я получал сто двадцать рублей. Это после института. Правда, потом немножко добавили. Но все равно… Поработаю сколько-то, обзаведусь кое-чем. А потом и снова на завод можно.
Но, честно говоря, он не думал пока о заводе.
— У входа стоит автомашина. Ваша?
— Да. Хотите прокачу?
— Нет. У нас с мужем есть своя. — Сейчас она глядела на него уже явно иронично.
Где-то перед обедом к Чеснокову подлетел низкорослый парень в обшарпанном плаще и кепчонке блином.
— Здравствуй, Роман Алексеич!
— Привет, Миша!
— Есть какая-нибудь работенка?
— Есть. Пойдем… Вот тут… Уберешь плиты. Зальешь все бетоном. Кроме этого вот места. Здесь будут цветы. Потом снова настели плиты. И поровнее. А памятник будем устанавливать вместе. Оградку покрашу я сам.
Миша еще совсем молод. Где-то учился. Работал где-то. Но что-то не сладилось у него. И теперь болтается без дела, изредка подкармливаясь у Чеснокова. У них на кладбище своя миниатюрная корпорация, в которую, кроме Чеснокова и Миши, входит еще один могильщик, по образованию тоже инженер, однокашник Романа Алексеевича. Львиная доля работы по частным сделкам частенько падает на Мишу. А львиная доля денег достается, конечно же, Роману Алексеевичу. Да и как иначе. Он глава корпорации. Шеф. И Роман Алексеевич радуется, что кладбищенские дела «поставлены в городе из рук вон плохо». Это не он так говорит. Люди говорят. Даже в газете писали. А он только думает так. Попробуй-ка сладься с какой-либо конторой, оградку покрасить, к примеру. Хо-о, поседеешь, пока дождешься. А человеку, бывает, до зарезу надо что-то. И тут уж заказчик не скряжничает, отваливает, сколько потребуешь. Для покойничков не жалеют.
У входа на кладбище бревно лежит, полусгнившее. Как огромная головешка. На нем старухи-нищенки сидят. Они всякий раз искательно, с христианским смирением зрят на Чеснокова. Он часто дает им мелочь. Увесистую кучку. Не каждой нищенке, а одной. На всех. Делите сами. Не будет же он делить. Пускай порадуются. На загробную жизнь надеются, дуры.
Машина незаметно, воздушно неслась по асфальту. Над землей кружился крупитчатый снег; дома с бледными от холода крышами и все окрест как в эфирном тумане.
Тысячи
От предчувствия чего-то доброго, каких-то удач или просто так, но в нем росло и росло бодрое, приподнятое настроение, которое он заметил у себя еще утром. И Чесноков подумал: «Уж не болен ли?..» Но тут же усмехнулся: столько светлого, жизнеспособного было в его душе.
Он привычно легко остановил машину возле магазина «Букинист», где работала кассиршей его новая знакомая Виктория Георгиевна. Первый раз он увидел ее с месяц назад. Она вяло шагала по тротуару с двумя сумками. Поравнявшись с ней, он почти машинально спросил: «Помочь?» Она ответила устало и одновременно бойко: «Если можете…»
Возле кассы никого. Виктория Георгиевна наивно-удивленно глядела на него:
— Как давно я вас не видела.
«Да мы и виделись-то всего три раза, — подумал Роман Алексеевич. — Сказали друг другу по две фразы, вот и все».
Он не был книгочеем. И в «Букинист» никогда прежде не заглядывал.
— Мне сказали, что в вашем магазине есть книги по домоводству, — соврал он.
Чесноков лгал редко. Когда уж припирало и правду сказать было нельзя. Любил утаивать и не любил врать.
— По домоводству? Да что вы, господь с вами! Я здесь уже больше года работаю и не помню, чтобы кто-то сдавал книги по домоводству.
«Как она мило смотрит. Улыбчиво и застенчиво. Чувствуется: изучает меня».
Внешность у Чеснокова, в общем-то, внушительная. Правда, привередливые бабы болтают, что лицом он не шибко пригож и что у него слишком длинные угрожающие руки. Но руки на работу нацелены, не на разбой.
— Скажите… — начала она робко. — Я вот радиоприемник хочу купить. Живу я далеко. А машины нету.
— Хорошо, я вам помогу. Когда будете покупать?
— М-м. Если можно, то завтра бы. Я возьму отгул.
— К сожалению, завтра я буду занят. А вот в субботу — пожалуйста. В субботу! Согласны?
Кивнула. Быстро и стеснительно. По-девчоночьи.
«Она хочет нравиться. Это заметно. Крупные черты лица. И толстовата, пожалуй. И все же приятная женщина. Потому что женственна. А как будет ее уменьшительное имя? Вика, что ли?..»
Роман Алексеевич не говорил ей, где и кем работает. Кто знает, как она это примет.
«Дают же такие имена. В сладкую минуту как ее называть? Викторинька?..»
— Надеюсь, много вы с меня не возьмете. — Она улыбалась уже по-другому — просто, деловито.