Стародубская война (1534—1537). Из истории русско-литовских отношений
Шрифт:
Литовские власти с тревогой следили за строительством на своей территории, на полоцкой земле, вражеской крепости. Из письма О. Гаштольда Ю. Радзивиллу от 20 июня 1535 г. выясняется, что в свое время король велел некоему Михаилу «зарубити» Себежское городище, но этому воспротивился полоцкий воевода и «замочек» тот не был построен, теперь же, пророчески замечал литовский канцлер, «когды тое городище москвичи зарубять, тогды пан воевода немалое трудности в том уживеть» 316 . 17 июля подскарбий земский Иван Горностай писал гетману, что «люди… неприятельскии, москва, суть на Себежи и на том городищи Себежском замок рубять и вже деи его обрубили выше стояча человека», но еще не до конца «справили», когда же «оный замок весь обрубят, тогды то будеть замком господаря его милости Полоцкому и Витебскому ку великой шкоде и переказе…» 317 .
316
РА. № 65. С. 147.
317
Там же. № 69. С. 153.
Литовское правительство прекрасно осознавало угрозу, исходившую от новой вражеской крепости, появившейся на полоцком рубеже, но оно оказалось бессильным помешать ее строительству. 19 июля конюший В. Б. Чиж сообщил гетману Ю. Радзивиллу о том, что король приказал находившимся в Полоцке воеводам прогнать «неприятельских людей» с Себежского городища 318 , но этот приказ не был выполнен. Обсуждавшийся было проект сооружения литовского «замка» «против Себежа» также не был реализован 319 .
318
Там же. № 72. С. 161—162.
319
Малиновский И. Сборник материалов… Добавление. С. 18.
Как мы уже знаем, в Москве готовились к отражению литовского нападения на смоленском направлении, северский же рубеж был защищен недостаточно. Именно сюда, выйдя из Речицы, направилась в начале июля литовско-польская армия под общим командованием Юрия Радзивилла. Какова была ее численность? В ЛНЦ и разрядах фигурирует цифра «40 тысяч» 320 , ее принимает Л. Коланковский 321 . Однако она явно завышена. Даже в случае созыва ополчения всего Великого княжества войско могло насчитывать немногим более 20 тыс. Есть, однако, основания полагать, что собравшиеся в Речице силы отнюдь не являлись военнообязанным населением всех поветов Литовского государства. Во-первых, многие просто не явились к месту сбора: 18 июля 1535 г. король писал гетману, что «у паньстве нашом по домом своим многий подданыи наши сами головами своими… зостали и за твоею милостью гетманом нашим на службу нашу… не ехали»; «теперь они мало не вси тут ся позоставали; кто кого хотел, тот за себе на службу нашу того выправовал» 322 . Во-вторых, о том, что со снаряжением вверенного Ю. Радзивиллу войска мобилизационные возможности Великого княжества еще не были исчерпаны, свидетельствует приводившееся выше распоряжение Сигизмунда о созыве в случае вражеского вторжения ополчения всех поветов (так и не выполненное). В-третьих, точно известно, что жемайтское ополчение в походе на Северщину не участвовало: все лето оно со своим старостой Яном Радзивиллом простояло без движения в Полоцке; там же оставались полоцкие бояре во главе с местным воеводой Яном Глебовичем 323 . Итак, в летней кампании 1535 г. участвовала лишь часть сил Великого княжества; что же касается польских жолнеров, являвшихся наиболее боеспособным подразделением объединенной армии, то они, как уж говорилось, насчитывали всего 7 тыс. На небольшие размеры войска косвенно указывает также замечание М. Вельского о том, что пленные после взятия Стародуба едва не превысили число самих победителей 324 , пленных же, по Вологодско-Пермской летописи, было «болши пятинатцати тысяч» 325 . Таким образом, реальная численность польско-литовской армии вряд ли превышала 15—20 тысяч, но она представляла собой внушительную силу.
320
ПСРЛ. Т. 13. С. 98; РК 1605. Т. 1. С. 254.
321
Kolankowski. S. 142.
322
РА. № 70. С. 157.
323
РГАДА. Ф. 389. Оп. 1. Кн. 19. Л. 51—52 об.; Малиновский И. Сборник материалов… С. 219—220. Позднее жемайты жаловались Сигизмунду на «отлучение» их ополчения в 1535 г. от остального войска Великого княжества, усматривая в этом нарушение их прав и привилегий: «коли недавно прошлых часов король его милость войско свое в землю неприятеля своего Московского к Стародубу рачил посылати, тогды его милость в тот час войско жомойтское от войска великого князства Литовского отлучил и до Полоцка при пану старосте Жомойтском на заставу их послал, чого перед тым, за предков его милости господарских и за его милости щастливого панованья, не бывало… а на тот час, будучи в Полоцку, не только в заставе лежали, але мусили сами на сторожу ездити и слуг своих посылати…» (АЗР. Т. 2. СПб., 1848. № 221. С. 386).
324
Bielski, 1564. К. 423v.
325
ПСРЛ. Т. 26. С. 316.
Первым подвергся нападению Гомель. Хроника его недолгой осады содержалась в победной реляции гетманов, полученной королем 21 июля: войско подошло к Гомелю 14 июля, на следующий день пушками была разрушена большая часть укреплений, а на третий день (то есть 16-го. — М. К.) враги, отчаявшись, сдали крепость 326 .
Некоторые подробности этой операции, изложенные в упомянутой выше реляции, повторяет король в своем послании Ю. Радзивиллу от 22 июля 1535 г.: оказывается, литовский гетман прибыл к Гомелю во вторник (13 июля), а Ян Тарновский и Андрей Гурка — «назавтреи в середу»; к вечеру того же дня привезены были пушки. «А так в середу (14-го. — М. К.) весь день з дел… (пушек. — М. К.) на замок стрельба была. А потом с середы на четверг всю ночь и в четверг мало не весь день з наших дел стрельбу чинили», после чего кн. Дмитрий Оболенский и остальные защитники крепости, не в силах более обороняться, вышли из «замка» и сдали его 327 .
326
AT. Т. XVII. № 423. Р. 530. Датировка взятия Гомеля в Постниковском летописце (17 или 20 июля) ошибочна (ПСРЛ. Т. 34. С. 25).
327
РА. № 73. С. 163.
В летописях обстоятельства и причины сдачи Гомеля излагаются по-разному. Согласно Воскресенской летописи, Гомель пал потому, что «прибылые люди в город не поспели, а были тутошние люди немногие» 328 . ЛНЦ же всю вину за случившееся возлагает на гомельского наместника, кн. Дм. Щепина-Оболенского: он-де был «не храбр и страшлив» и, убоявшись многочисленности вражеского войска, «из града побежал, и дети боярские с ним же и пищалники, а град здав литовьским людем», горожане же, «видевше въеводское нехрабръство и страхование», сдали город. Щепин приехал в Москву, где его по великокняжескому приказу, оковав, посадили в темницу 329 . По существу эти версии не исключают друг друга, но обе сообщают лишь часть информации, по-разному расставляя акценты.
328
ПСРЛ. Т. 8. С. 290.
329
ПСРЛ. Т. 29. С. 19. Так же в более поздней редакции: Т. 13. С. 98.
В одном из опубликованных А. А. Зиминым кратких летописцев рассказывается о том, как «приходили воеводы литовские… к Гомье и стаяли много, и чернь Гомью здала, а воеводу князя Дмитрея Щепина пустили вон. И выпустив его, да ограбили, да и людей многих поимали» 330 . Этот текст А. А. Зимин истолковал в том смысле, что «чернь» выгнала воеводу из города, и сделал отсюда вывод, что Гомель пал «вследствие восстания черных людей» 331 . Грамматически глаголы «пустили», «ограбили», «поимали» должны соответствовать существительному во множественном числе, поэтому их скорее можно отнести к упомянутым выше «воеводам литовским», а не к «черни», как полагал А. А. Зимин. В пользу такого понимания разбираемого отрывка говорит и следующая запись в разрядах: «…как литовские земли (так!) взяли Гомей город и князя Дмитрея Щепина из Гомья выпустили…» 332 . Итак, литовцы выпустили наместника из города, ограбили и взяли в плен многих из вышедших с ним людей (детей боярских?). Финал этой истории в кратком летописце изложен сходно с ЛНЦ: Иван IV и великая княгиня Елена князя Щепина «велели поимати, да посадили его в Свиблову стрельню, а назвали его изменником» 333 .
330
Зимин
331
Зимин А. А. А. Реформы… С. 289, 242.
332
РК 1605. Т. 1. С. 256.
333
Зимин А. А. Краткие летописцы XV—XVI вв. С. 13.
Есть еще один источник, проливающий свет на гомельские события: это — письмо Юрию Радзивиллу королевского писаря Михаила Свинюского от 22 июля 1535 г., в котором пересказывается полученное при дворе донесение гетмана о своей победе. «Князь Дмитрей Оболенский, — писал М. Свинюский, — бачучи (видя. — М. К.) моцное облеженье вашое милости, сам с бояры тамошними з оного замку вышол и вашей милости его подал, и некоторый бояре и люди присягу вчинили, хотячи господарю нашому его милости верне служити» 334 . Сходно изображает сдачу Гомеля Станислав Гурский в своем описании Стародубской войны: защитники города (их, по Гурскому, было 5 тыс.), будучи не в силах долее сопротивляться, «сдались на милость вождей (ducum) нашего войска и, принеся клятву, поддались сами вместе с крепостью и всею той областью под власть короля. Ибо все, кто находился в этой крепости, — поясняет С. Гурский, — были местной знатью (nobiles indigenae) той земли» 335 . Последнее замечание особенно ценно: получается, что упомянутые в одном из списков Воскресенской летописи «тутошние люди немногие, гомьяне» 336 действительно были местными гомельскими боярами (М. Свинюский не оговорился!), оставшимися в Гомеле с литовских времен и теперь, в 1535 г., вернувшимися в литовское подданство.
334
РА. № 74. С. 165.
335
AT. Т. XVII. № 2. Р. 6.
336
ПСРЛ. Т. 8. С. 290.
Итак, вырисовывается следующая картина событий. Наместник при виде превосходящих сил противника покинул город вместе с частью гарнизона (детьми боярскими и пищальниками) — вероятно, это были иногородние, «прибылные» люди. Литовцы их пропустили, ограбив, а некоторых ратников взяли в плен. Местные же служилые люди, гомельские «бояре» (по литовской терминологии), при описанных обстоятельствах вновь после 30-летнего перерыва перешли с городом и волостью под власть Литвы. Это немаловажное событие отразилось, как мы увидим, на итогах войны.
По случаю гомельской победы Ю. Радзивилл получил множество поздравлений от высокопоставленных лиц Литвы и Польши. Наряду с королем и М. Свинюским, чьи послания уже цитировались выше, поздравления гетману прислали королева Бона 337 , виленский епископ Ян, конюший Василий Чиж, подскарбий земский Иван Горностай и другие сановники 338 . Помимо хвалебных слов эти письма содержат немало любопытных сведений. Так, в посланиях Боны, Сигизмунда I и епископа Яна сообщается о посылке гетману, по его просьбе, пороха, селитры, ядер и пушек 339 . А подкоморий Сильвестр Ожаровский среди прочего просит Ю. Радзивилла, чтобы тот «изволил быть в добром согласии с его милостью паном гетманом польским», то есть Яном Тарновским 340 , — явное свидетельство того, что между двумя гетманами такого согласия не было 341 .
337
Ее письмо ранее было опубликовано В. Почехой: Pociecha W. Kr'olowa Bona. Т. III. Dod. № 8. S. 210. Оно переиздано в кн.: РА. № 75. С. 166—167.
338
РА. № 76—81. С. 167—174, 177—178.
339
Там же. № 73. С. 164; № 75. С. 166; № 81. С. 178.
340
Там же. № 77. С. 169.
341
Трения между ними начались еще в Речице, когда они долго не могли прийти к согласию о порядке движения объединенной армии: литовцы наотрез отказались следовать за поляками и их обозами (там же. № 70. С. 156; № 71. С. 159).
Получив от стародубских воевод известие о падении Гомеля, московское правительство 23 июля (по некоторым спискам разрядов — 26-го) отдало приказ о сосредоточении полков на Северщине в Брянске 342 . Тем временем польско-литовское войско от завоеванного Гомеля направилось к Стародубу. Из переписки короля с Ю. Радзивиллом явствует, что объединенная армия подошла к Стародубу 30 июля 343 . Началась долгая осада. Город был хорошо укреплен и имел сильный гарнизон во главе с наместником князем Ф. В. Телепневым-Оболенским. Только ЛНЦ, стремясь оттенить мужество защитников Стародуба, утверждает, что был «град мал, а людей в нем мало»; чуть ниже там же приводится численность всего населения: «а во граде было всех людей 13 тысящь, мужей и жен» 344 . Учитывая тенденцию ЛНЦ, стремящегося объяснить падение Стародуба численным перевесом врагов (которых, по ЛНЦ, было 40 тыс.) 345 , можно его оценку количества стародубских жителей (13 тыс.) считать минимальной. Другие летописи, не приводя конкретных цифр, отмечают, напротив, многочисленность защитников крепости: «град бе велик и много в нем людей» (новгородские летописи); «град людьми силен и бойцов много, а воевода в нем крепок» (Краткий летописец) 346 . Им вторили польские и литовские источники. М. Вельский отмечает, что люди в Стародубе «крепко (mocnie) защищались, ибо их там много было» 347 . Евреиновская летопись подчеркивает, что «людей было в городе прибылых с Москвы и з городов Северских велми много»; здесь же сообщается, что, согласно найденной у наместника после взятия города «переписи», «в том городе Стародубе было всех людей и з женами и з детми 24 000» 348 . Наконец, Станислав Гурский (имевший доступ к документам королевской канцелярии) поведал, что в Стародубе, «полном защитников», было «20 тысяч воинов, цвет… московского воинства» 349 . В свою очередь русские источники указывают на многочисленность осаждавших, особо выделяя наемников 350 . Создается впечатление, что силы обеих сторон были вполне сравнимы, если не почти равны. Мы не слишком погрешим против истины, если предположим, что и нападавших, и оборонявшихся было по 15—20 тыс.
342
РК 1605. Т. 1. С. 256.
343
РГАДА. Ф. 389. Оп. 1. Кн. 19. Л. 61.
344
ПСРЛ. Т. 29. С. 19. (Так же в более поздней редакции ЛНЦ: Т. 13. С. 98, 99).
345
Там же.
346
ПСРЛ. Т. 4. 4. 1. Вып. 3. С. 572; Т. 6. С. 297; Зимин А. А. Краткие летописцы XV-XVI вв. С. 13—14.
347
Bielski, 1564. К. 423v.
348
ПСРЛ. Т. 35. С. 236.
349
AT. Т. XVII. № 2. Р. 6.
350
ПСРЛ. Т. 6. С. 297; Т. 8. С. 290; Т. 29. С. 19; Т. 13. С. 98.