Старое кладбище
Шрифт:
Случившееся показалось женщине слишком страшным, чтобы никак не отреагировать на это происшествие. Утром она записала дочь к психиатру, кандидату наук – не официально, конечно, чтобы не портить ребенку документы возможным диагнозом – по знакомству. Психиатр только плечами пожал:
– Ничего страшного, детский лунатизм – распространенное явление. Тем более у вас ребенок нервный, слабый, живет замкнуто. Ничего, она это перерастет годам к четырнадцати.
– Но она же не просто ходит, – слабо возразила мать. – Она взяла топор, острый, и рубила мясо! Она никогда даже хлеба себе не отрезала, а тут –
– А вы спрячьте все предметы, которые считаете опасными.
– Может быть, все-таки пропить какое-нибудь успокоительное?.. Вы меня поймите, это же просто страшно…
– Если хотите, я могу помочь положить вашу дочь на обследование. В этом нет необходимости, но если вам не жалко ребенка…
Это был запрещенный прием, и он, конечно, сработал. Женщина увела дочь домой, тем же вечером сложила в картонную коробку опасные предметы и спрятала подальше на антресоли. Однако ночью ее снова разбудил знакомый стук. Еще в полусне она поняла, что случилось, но некоторое время прислушивалась, не желая верить происходящему.
Дочь, ее неловкая неспортивная дочь, которая и шнурки-то завязывала не с первого раза, которая не могла по лестнице без одышки подняться, бесшумно принесла стул, достала с антресолей коробку с острыми предметами, выбрала нужный топор, коробку аккуратно убрала на место и занялась тем, что продиктовало ей бессознательное состояние – стало монотонно рубить мясо в их маленькой кухне.
Она была как будто бы чужая. Как будто бы другое существо, завоевавшее тело ее девочки. Это тело даже по-другому двигалось. Ее дочь, перемещаясь по знакомой квартире, вечно задевала углы, не могла вписать себя в пространство. Она всё роняла, задевала локтем предметы, те падали на пол и разбивались – это вошло в привычку, ее даже никто не ругал. А это, другое существо, было ловким, движения были отточенными, но какими-то механическими, словно у робота, который не ошибается никогда.
Женщина привычно уже бросилась вперед, схватила дочку за плечи, тряхнула. Но дочь не проснулась – обернулась к ней, уставилась остекленевшим взглядом в ее лицо, и в руках ее был топорик, с которого свисал беловатый шматок говяжьего жира.
– Я ее боюсь, – сказала женщина вернувшемуся с вахты мужу. – Это ужасно. Да, я боюсь нашу дочь. Боюсь оставаться с ней в квартире ночью.
Муж, конечно, жену как-то успокоил, да и радость встречи отвлекла внимание от ночных странностей, которые теперь казались чем-то почти нереальным, как просмотренное страшное кино. Пока ты сидишь в кинотеатре, твой желудок сводит от ужаса, ты нервно реагируешь на каждый резкий звук и зажмуриваешься, если на экране появляется монстр. Но стоит выйти на улицу, как заявляет свои права реальность, в которой никаких монстров, кроме задерживающего зарплату начальника, не существует. И спустя несколько часов ты вспоминаешь чудовище из фильма беззаботной скептической улыбкой.
Супруги решили: надо просто получше прятать эти опасные вещи, чтобы девочка и не знала, где они находятся.
Так и сделали. Теперь топорик был спрятан отдельно. Завернутый в нарядную блузу, он лежал в шкафу, в запирающемся ящике, ключ от которого женщина спрятала под подушку.
Несколько недель были спокойными. Супруги
Дочь вне себя от радости была, котенка с рук не спускала. И тот был ласковым, все к ней прижимался, урчал, спал в ее постели. И всем начало казаться, что плохое осталось позади, безвозвратно – нет, еще не прошло достаточно времени, чтобы можно было об этом шутить, однако в семью вернулся покой.
Но рано они радовались. Однажды все-таки наступила ночь, когда женщина была разбужена возбужденным шепотом в ухо.
– Ты это слышишь? Ты это слышишь? – Муж склонился над ее ухом, всклокоченный и нервный.
Она потянулась к прикроватному ночнику – мягкий оранжевый свет залил комнату. За окном была ночь, казавшаяся вечной. А с кухни раздавались знакомые звуки. Удар о дерево… Удар о дерево… И еще один удар. Сон как рукой сняло. Пошарив рукой под подушкой, женщина обнаружила, что ключа нет, и беспомощно посмотрела на мужа.
– Она нашла… Я тебе говорила. Она как-то достала этот чертов ключ, даже не разбудив нас.
– Но как же… Я думал…
– Мы должны ее обследовать. Пусть ее еще посмотрят врачи. Так больше продолжаться не может.
Разговаривали они шепотом, мерный стук в кухне не прекращался ни на минуту.
– Но как же она потом? – растерянно ответил муж. – Если мы все расскажем, и это запишут в ее медицинскую карту… А ей потом жить, поступать куда-то надо…
– Ты же понимаешь, она была тут! – Женщина едва не плакала. – Она была рядом с нами. Между прочим, с топором. Мы спали, а она была тут…
Стук прекратился. Мужчина как ошпаренный вскочил с кровати и мелко перекрестился, хотя набожным никогда не был.
– Почему она остановилась? Что там происходит?
– Не знаю. Иди, посмотри…
– Пойдем вместе, – беспомощно предложил он. – Ты все это видела много раз.
– Ты что, боишься? – недобро усмехнулась женщина. – Ладно, идем.
Супруги, держась за руки, пошли по коридору. Это было так глупо – с замиранием сердца красться по собственной квартире. Оба нервничали, но старались вида не подавать, понимали, что если один даст слабину, то и второго накроет волна страха, и тогда быть беде. Их ребенок, маленькая девочка, в опасности. Они должны оставаться сильными и помочь ей, что бы там ни случилось.
Однако когда они вошли в кухню и включили свет, оба не смогли удержаться от вскрика. Дочь обернулась на звук их голоса. Всё то же спокойное лицо, а на нем – сначала им показалось, что веснушки, а потом поняли – кровь, капельки крови.
На разделочной доске опять лежало мясо, только какое-то странное, все в рыжей клочковатой шерсти.
– Меня сейчас вырвет, – пролепетала женщина, оседая на пол.
Она поняла, что случилось – не найдя в холодильнике мясо, дочь приговорила кота. Бессознательно, не из злого умысла, не просыпаясь. Какая-то темная часть ее существа была обречена испытывать и утолять эту жажду.