Старое кладбище
Шрифт:
Но в начале второй недели всё пошло не так. Студент, как обычно, приготовился отойти в объятия Морфея, немного помусолив перед сном томик Шопенгауэра, приготовил себе ложе на неудобной медицинской кушетке, установил ночник на прищепке, когда вдруг ему показалось, что он в помещении не один.
Нет, не было никаких посторонних звуков – просто не пойми откуда взялось ощущение чужого присутствия. Он немного посидел в полумраке, прислушиваясь. В висках стучало, как будто бы он дистанцию длинную пробежал.
– Шутки бессознательного, – наконец изрек он вслух, чтобы успокоиться от звука собственного голоса, что-то произносящего
Так приговаривая, он привел тело в горизонтальное положение, закрыл глаза и попробовал поймать сладкую обволакивающую волну подступающего сна. Но как назло, в голове прояснилось. Его тело почему-то сочло, что ему угрожает опасность, и привело себя в состоянии готовности спасаться – пульс участился, зрачки расширились, обострился слух.
– Черт знает что такое! – пробурчал студент, но все-таки поднялся, накинул на плечи спортивную куртку, включил туристический фонарик и вышел из каморки для санитаров, в которой он и проводил ночь. Решил обойти все помещения.
В коридоре горела единственная тусклая лампочка, болтающаяся на проводе и покачивающаяся от сквозняка, как висельник. Стараясь ступать неслышно, студент медленно пошел вперед. Почему-то ему было страшно, хотя объективных причин не существовало – грабителям в этом скорбном месте брать нечего, а в потустороннее он верил разве что как в игры неисследованных областей человеческого сознания. Он свято верил, что детальный анализ поможет справиться с любым душевным недугом, в том числе и теми, которые ставят человека на границу сумасшествия. Если не упустить то опасное плавающее состояние, если всегда держать руку на пульсе и въедливо анализировать все подступающие настроения, чувства, фантазии, видения и сны, то ничего страшного не произойдет.
Он крался по коридору, выставив вперед руку с фонариком, как будто бы это было оружие. Заглянул в лаборантскую – никого. Осветил все углы, даже потолок, как будто бы там могло притаиться чудовище. Пустота. Зашел в один холодильник – никого. Закрытые полки с номерами, рабочий стол.
Перед дверью второго холодильника остановился – ему почудилось, что внутри что-то упало. А чему там падать – каждый вечер все инструменты убирают, комната тщательно моется и дезинфицируется. Но был такой четкий звук – падение металлического предмета на кафель. Так скальпель падает или ножницы.
Студент нервно сглотнул, не зная, что делать дальше. Тревожной кнопки в морге, конечно, не было. Можно тихонько вернуться в кабинет и позвонить в милицию. С другой стороны, это немного обесценивает его как сотрудника – его же сторожем наняли, выходит, его прямая обязанность – разрулить непонятную ситуацию.
И студент решился. Глубоко вдохнув, ударом ноги распахнул дверь и зачем-то закричал, как в полицейском боевике: «На пол! Руки за голову!» – хоть в глубине души и понимал, что это звучит по-идиотски.
То, что он увидел, надолго лишило
На металлическом столе лежал труп – студент даже не понял, чье это было тело, он рассмотрел только светлые, слипшиеся от крови волосы, закрывавшие лицо, и свисающую со стола посиневшую руку.
На груди мертвеца, на корточках, спиной к двери сидел человек. Женщина. Сгорбленная фигура в темной одежде, как горгулья какая-то. На вошедшего она не обратила никакого внимания, продолжала заниматься своим делом. Растерявшийся студент обошел стол, чтобы рассмотреть, что происходит, и отшатнулся в отвращении. Живот трупа был вспорот сверху донизу. Женщина, старуха со сморщенным загорелым лицом, деловито копошилась в темных внутренностях мертвеца, перебирала их, как старьевщик разбирает найденные в помойке безделушки, решая, что еще может ему пригодиться, а что уже точно отслужило свой срок. На ее лице не было отвращения, время от времени она убирала со лба выбившиеся седые пряди – руками, перепачканными в бурой слизи. На ее лице текли потеки этой трупной жижи, движения были энергичные, словно птичьи. Вот она погрузила руку глубоко в расщелину, покопошилась и с мерзким причавкиванием выдернула из тела какой-то орган. Студент и не понял, что это было. Поднесла к лицу, рассмотрела, прищурившись, обнюхала, как будто мясо на рынке выбирала.
К горлу студента тошнота подступила, холодный растущий комок, от которого хотелось избавиться. Он инстинктивно ладони ко рту прижал, скрутило его.
А старуха по-прежнему вела себя так, словно находилась совсем одна. Убрала какой-то орган в пакет, а тот – в сумку-холодильник. Точным движением спрыгнула на пол, как животное. Студенту показалось на мгновенье – сейчас она также прыгнет вперед, повалит его, усядется ему на грудь и тоже брюхо ему вспорет. Он попятился, фонарик даже выпустил из рук, тот покатился по полу, унося с собою пятно спасительного света. Но старухе студент интересен не был, она вытерла лицо своей юбкой и, протиснувшись мимо, быстро пошла к выходу.
Его все-таки наизнанку вывернуло. Потом, конечно, пришел в себя, начал названивать – в милицию, сменщику своему, директору. Последний даже трубку не взял – ночь была глубокая. А вот сменщик приехал быстро – четверть часа всего ему понадобилось. Отругал студента за звонок в милицию.
– Дурень ты, предупреждал же я тебя. Мы тут без году неделя, а она годами отирается. Кто такая – не знаю, что у нее за отношения с директором нашим – не знаю. Но как-то проходит же. Всегда неожиданно. Я даже не уверен, что живая она.
– И что же нам теперь делать? Смотри, что она тут устроила.
– Да ничего. Приберемся быстро сейчас, а ментам скажешь – психанул, они поймут. Поржут еще над тобой. А директор тебе утром, вот увидишь, премию выпишет. Да и мне заодно.
Студенту только и оставалось, что вяло согласиться, хотя мечтал он не о премии, а только об одном: чтобы эта ночь поскорее закончилась. Проку от него не было – всю грязную работу сменщик сделал сам, да так сноровисто, как будто бы ему привычно было грязь за странной бабкой варварской подтирать. Студенту было велено только лужу собственной блевотины вытереть, что он и сделал, как в тумане, на подгибающихся коленях.