Старосветские убийцы
Шрифт:
Дед умер, когда мне было шестнадцать. Хозяйство он завещал старшему сыну, моему дяде, но и остальных детей обеспечил до конца дней. Родители сразу нас забрали. Говорить по-русски нам с братом запретили, поскольку мать его не понимала. Веселиться и смеяться нельзя, из книг — только Библия.
Предстоящий брак с сыном хозяина местной лавки меня ужасал. Всем было известно, что мой будущий муж любит другую, но нашего мнения никто не спрашивал.
Известность отца как проповедника росла, из отдаленных мест приезжали верующие его послушать, начинающие миссионеры и проповедники потянулись к нему учиться и подолгу жили у нас дома. Один из них, молодой,
Но все хорошее быстро заканчивается. Пришла пора моему милому уезжать. Он пошел к отцу просить моей руки, но ему отказали. Тогда он предложил мне бежать. Я обняла его, нежно поцеловала и только спросила: куда? «В Нью-Йорк, к моей матушке». Той же ночью мы сбежали. Я долго плакала, прощаясь с братом, — он был посвящен в мои тайны. Жизнь с родителями угнетала его не меньше, чем меня. Он пообещал, что через пару лет, когда подрастет, приедет ко мне в Нью-Йорк.
К моему удивлению, даже разочарованию, наши отношения в пути были целомудренными. Мы целовались в щечку на ночь и спали как брат с сестрой. Мои попытки ускорить неминуемые события любимый отверг: объяснил, что без родительского благословения, без венчания в церкви жить как муж с женою — большой грех.
Моя будущая свекровь оказалась состоятельной, жила в большом каменном доме. Нас приняли радушно, словно ожидали, что сын вернется с невестой. Меня мельком, но придирчиво осмотрели, отчего мое смущение переросло в панику. Жених, рассказывая о наших приключениях по дороге, был необыкновенно весел. С родительницей они были дружны, постоянно перемигивались, что-то шептали на ушко друг другу, а после весело смеялись.
Я тоже шепнула любимому, напомнив про благословение. Он хлопнул себя по лбу, будто позабыл, и тут же сообщил матушке о наших намерениях. Та ничуть не удивилась и расцеловала нас обоих. К моему удивлению, от благочестивой родительницы разило табаком и спиртным.
Вечером…
— Умоляю, княгиня, не продолжайте! — вскочил с места генерал. Он долго размышлял, где же слышал подобную историю? И взглянув на Рооса, вспомнил. Этнограф отложил блокнот и от нетерпения непрерывно ерзал на стуле.
— Почему же, генерал? — горько усмехнулась Елизавета. — Анна Михайловна все рассказала без утайки. Моя очередь!
— Но… — не знал, что и сказать, Веригин.
— Мне нечего стыдиться! Да, меня продали в публичный дом.
Суховская охнула и лишилась чувств. Тоннеру пришлось отвлечься от раздумий, сунуть ей нашатырь. Северская продолжала:
— Со мной был небольшой кинжал, подарок деда, фамильная реликвия Юсуфовых. Его-то я и приставила к горлу первого клиента, старика француза. Он не испугался, резонно заметил, что в моих бедах нисколечко не виноват. Постепенно мы разговорились. Хорошо, что он оплатил целую ночь! Я рассказала мою историю, он — свою. Французский аристократ, Камбреме сумел избежать гильотины, сбежав из тюрьмы в ночь перед казнью. Но его семья не спаслась — родителей и молодую жену настиг безжалостный топор. Из немаленького состояния удалось отвоевать, уже при Наполеоне, только небольшой виноградник да крохотный дом с запасами вина в подвале. Наличных не было, чтобы как-то выжить, маркиз Камбреме, потомственный аристократ, начал самолично разливать вино по бутылкам и развозить по трактирам и ресторанам. Продукция его понравилась, дела пошли в гору, вскоре
Позже Камбреме говорил, что влюбился в меня в ту секунду, когда я приставила ему нож к горлу. Наутро, получив мое согласие, маркиз выкупил у «маман» меня и документы, а вечером мы уже плыли на корабле. Ждать долго не стали, капитан зарегистрировал наш брак. Дальнейшую историю вы знаете.
Роос еле дождался, пока Северская закончит, его распирала собственная догадка.
— Вы Элизабет Джус, так? — Роос от нетерпения вскочил с места.
— Да, Джус — моя девичья фамилия. Американцы любят все сокращать, так дед из Петра Юсуфова стал Питером Джусом. Как вы догадались?
— Я же подарил вам свою книжку, а вы ее так и не раскрыли…
— В подвале у Никодима было темновато для чтения, — напомнил ему генерал.
— Ваш брат уж тринадцать лет вас ищет. Разместил объявление в моей книжке…
— Мой брат?! Питер? — изумилась княгиня.
— Да! Питер Джус-Третий! Его банк — один из крупнейших в Америке! Он истратил целое состояние, чтоб вас найти. Почему вы не писали родным?
— За свою глупость я дорого заплатила, мне не хотелось позорить семью. Думала, пусть лучше считают, что я погибла. Родителей изгнали бы из общины, они бы этого не пережили!
— Я всегда говорила, эта Берг из борделя! — зашипела на ухо Тоннеру Кусманская. — Куда катится Россия? Продажная девка стала княгиней!
— Да! — согласился доктор. — Измельчала страна! Раньше бы могла и императрицей!
Кусманская не поняла, пожала плечами и только потом вспомнила Екатерину Первую, до престола ублажавшую солдат в обозе.
Угаров встал и уже по привычке кашлянул.
— Вот неугомонный! Снова вопрос? — не удивилась Анна Михайловна. — Теперь-то что не ясно?
— Откуда у вас семейная реликвия Северских? Ожерелье?
— Камбреме преподнес, на годовщину свадьбы, — ответила Елизавета.
— То ожерелье, что императрица подарила? — задрожали руки у Анны Михайловны.
— Да, но я про это и знать не знала, пока Шулявский не поведал. Он тоже решил, что я Катя Северская, приехал меня шантажировать…
— Постойте, Елизавета Петровна! — обрадованно произнес Угаров. Хоть какие-то из его выводов подтверждались. — Расскажите по порядку.
— По порядку? — задумалась Северская. — С Анджеем мы познакомились после смерти Камбреме. Он был красив, обходителен, смел и безрассуден. Немного раздражали меня только его частые просьбы дать денег. Говорил, что все имеющееся вложил в верные акции, скоро станет богаче Ротшильда. Роман был бурным. Со дня на день я ждала предложения. Но Париж — маленький город, слухи и сплетни разлетаются там мгновенно. Анджей еще не встал предо мной на колени, а о нашем браке вовсю судачили. Неожиданно меня посетила пожилая дама.
«Зачем вам Анджей? — спросила она, войдя в кабинет. — Я-то старуха, мне любовь приходится покупать. А вы молоды, красивы, зачем вам жиголо? Оставьте его мне! Думаете, он к матушке в Варшаву поехал? Как бы не так! Живет в моем доме! И, женившись, все равно будет вас обманывать! Зачем ему лишаться коровы, которую доил столько лет?»
Я выставила ее вон, но, когда появился Анджей, потребовала объяснений. Он нисколько не смутился. «Да, я — жиголо. Но тебя, Лизл, я люблю, и хочу жениться!»