Старший брат царя. Книги 3 и 4
Шрифт:
Только после третьей ночёвки в пути хан внял желанию военачальников и разрешил тысячам разойтись на охоту за рабами. Каждый нукер, ранее ходивший в Московию, знал, как это делается, и был уверен в своём обогащении. Однако на этот раз возникли трудности: русские вои, объединившись с лесными людьми, нападали на татар, очёсывали тысячи — уничтожали отстающих, отошедших в сторону от дороги и не пропускали разведчиков. Приходилось держаться купно и быть постоянно начеку. Стало опасным рассыпаться на сотни, шли тысячей. Но в деревне и даже селе набрать пленных для тысячи невозможно. Приходилось переходить от деревни к деревне,
Каждый год на украйны России нападали татары и пленяли сотни, а нередко и тысячи русичей. Из пленённых мало кто возвращался домой, а проданные в рабство исчезали навечно. Все знали: плен и рабство это медленная смерть в мучениях. Этим летом многим довелось увидеть отбитые ополченцами обозы пленников, которые собирались татарами по заведённому порядку. Пять-шесть мужиков одного роста привязывались к бревну, которое они должны донести до Крыма. Такое бревно ценилось иной раз дороже пленника. Тысяча пленных несут двести брёвен — это целое состояние для темника. Женщин и подростков гнали табуном. Иногда заставляли их помогать мужикам. В каждом обозе везли в арбе двух-трёх девушек, самых красивых, которых отбирали старейшие для гаремов вельмож. Их оберегали и хорошо кормили.
Как обычно, отпустив военачальников на добычу, хан с ближайшим окружением под усиленной охраной стремительно ушёл в Тавриду. В прошлые походы татары домой возвращались самостоятельно тысячами. На этот раз, чтобы как-то пробиться домой, пришлось собираться в тьмы, потеряв надежду на большую добычу.
...Прежде всего крымчаков поражало: откуда взялось столько русских сотен, тысяч! Они нападали, не оглядываясь. Не боясь превосходства противника. Смелость отчаявшихся людей! Татары могли быстро перемещаться и неожиданно нападать, но казаки превзошли их и в этом. Из-под Москвы казаков пришло две тысячи, за Тулой их было уже тьма! О разбойниках крымчаки знали, что это непослушные и обиженные крестьяне, ремесленники; множество разбойников говорило о слабости государства, что, разумеется, радовало крымчаков. Сейчас же — пугало. В лесах Подмосковья столько разбойников, что иной раз казалось — они сидят под каждым деревом! Нападение разбойников из леса стало грозой для крымчаков, особенно малым отрядам. Нападали они и на большие...
Девлет-Гирей поручил Магмет-Гирею охрану поезда хана. Близ переправы через реку Сосна к нему приблизился напуганный гонец, пригнувшись к земле, взмолился:
— Царевич, не губи! Принёс дурную весть.
Магмет не удивился: последнее время хороших новостей гонцы не приносили:
— Говори.
— Полтысяча джигитов Измаила замешкалась и отстала. А сейчас впереди и позади на дороге разбойники сделали завалы. Стреляют, рубят! Измаил просит помощи.
— Ты давно оттуда?
— Я пробился лесом, без коня...
— Вот то-то. Аллах призвал к себе Измаила и людей его. Ты опоздал и достоин смерти, но я прощаю тебя! — Гонец бросился целовать полу халата царевича. — И били их не разбойники, а лесные казаки. Эти страшнее разбойников!
А сколько Магмет-Гирей получил известий о гибели отставших джигитов... Въезжают в деревню, всё сожжено, ни души. Два-три татарина задержались, спешились
15
Клим остался жив — всю силу взрыва принял на себя верный стремянной. Погиб молодой человек, только-только начавший жить! Клим сидел рядом, держал его холодеющую руку и шептал заупокойную молитву сперва по канону, потом просто перечисляя хорошие дела его короткой жизни: заботливое отношение к окружающим, постоянное беспокойство о нём, Климе. Это беспокойство оборачивалось юноше несчастьем — прошлый год ранили его, сейчас... И вдруг молитва оборвалась на полуслове, мысль поразила его: а если жить придётся слепым и глухим! Господи! Не допусти!
Прислушался: шум в голове, шум рядом, хлопанье... Это не пушки. Но почему они молчат?! Повернул лицо к солнцу — посветлело, но тяжёлое веко, налитое болью, не поднялось...
Тут его подхватили под руки. Люди что-то говорили очень тихо, он не мог понять. Сам сказал, не услыхав свой голос:
— Гурия не оставьте.
Скоро оказался на телеге, его положили, сделав очень больно, сняли шлем. Лоб перестал гореть, оказывается давил шлем. Сам не догадался снять! Потом холодная влажная тряпка легла на лицо. Резкая горячая боль отступила. Он облегчённо глубоко вздохнул и спросил:
— Гурий где?
Около самого уха дыхание человека, и он — слава Богу — услыхал, понял слова далёкого голоса:
— Ушли за ним.
— А ты кто?
— Лекарь князя Дмитрия, Ефим.
— Спаси Бог тебя, Ефим! Пошли за конями, моим и Гурия. В перемётных сумах найдёшь примочку ожоговую.
Клим почувствовал страшную усталость. Принялся шептать молитву и уснул...
...Князь Фёдор Слепнев с двумя пол у тысячами тульских и михайловских ополченцев перед потоком крымцев отступил от Тулы под Серпухов и стал тысяцким полка правой руки. Вместе с полком стоял около Тарусы и, следуя за татарами, подошёл к Лопасне.
Выполняя приказ Воротынского, тысяча Слепнева выдвинулась на пойму Рожайки. Здесь произошло несколько стычек с татарами и настоящая битва с тысячами, примчавшимися для спасения окружённых хана и вельмож Крыма. Затем последовало часовое противостояние двух стенок, готовых к смертельной схватке, причём видно было, что русских наполовину меньше татар, и, на удивление всем, сравнительно мирный отход Девлет-Гирея к Серпухову.
Ранее Фёдор много слышал про успехи гуляй-воеводы Одноглаза. Сейчас на отдыхе он узнал, что Одноглаз ранен, и поспешил к нему.
В битве с татарами Фёдор стал свидетелем многих жестокостей: добивали раненых, убивали пленных, просящих о помиловании. Но по пути он увидел другую картину. Неожиданно из леса вышли три муллы с белыми тряпицами на палках. Один из них в зелёной чалме, другие — в белых. Они смело пошли к переправе через Рожайку. Их нагнал разъезд и спросил, что им надобно. Мулла в зелёной чалме сказал, что они следуют в лагерь русских с тем, чтобы проводить в последний скорбный путь погибших правоверных. Их пропустили. Потом Фёдор поинтересовался, что сталось со смельчаками. Оказалось, сам князь Воротынский взял их под свою защиту. Приказал кормить, отвезти на Оку и отпустить.