Старший брат царя. Книги 3 и 4
Шрифт:
— Предвидел и молчал?!
— Вчера ты не поверил бы мне. Обозвал бы трусом! А я уже три дня готовлю туески, которые наполняю всем, что хорошо горит. Вот на этой арбе в туесках порох, на той — смола, сера, воск, дёготь, а то и просто связки бересты. Первая тысяча джигитов берёт по туеску, мчится мимо, бросая туески на стену. Следом за ними вот те лучники пускают огненные стрелы. Уверен, в двух трёх местах стены загорятся. Тут к стенам мчится моя полтысяча в арканами, они обучены оттаскивать ежи. Теперь на стены бросаются несколько тысяч в разных местах. Как можно больше шума. А вот за этими пряслами наши пушки и кони с крючьями. Они за минуту подтянут и прясла, и пушки, которые начнут бить по стенам. Стены в огне валятся на русские пушки и пушкарей! Наши тысячи врываются в пролом...
Мир был серым. Розовеющий рассвет только-только позолотил лениво бегущие облачка, но лес ещё не отпускал ночную темноту. От реки на пойму бежали волны серого тумана, который мешался с чёрным дымом догорающей смолы вокруг гуляй-города. Трупная удушливая вонь смешивалась с запахом смолы и горелого мяса...
От стана Ила-мурзы быстро разъезжались военачальники с лицами, серыми, как этот рассвет, от бессонной ночи. Не радовала их предстоящая битва, хотя каждый понимал, что нужно обязательно раздавить гнездо гяуров, нахально вставших поперёк дороги на Москву, именно сегодня утром, сейчас, потому что завтра им могут прийти на помощь войска Ивана. Итак, они пойдут на приступ во имя Аллаха как приказано — с первыми лучами солнца!
А в гуляй-городе... Может, и взаправду все сбежали? Тогда — куда девались пластуны?!
12
За два последних дня Клим с ребятами многое перестроил в гуляй-городе, готовясь обороняться меньшими силами. Прясла внешней стены остались на месте, их только дополнительно укрепили. За ними, как и раньше, тесно стояли пушки, но теперь не везде. Со стороны оврага в торце наряд перетащили за вторую стену из прясел. В образовавшееся свободное пространство из двух рядов прясел согнали самых беспокойных коней, полагая, что прорвавшимся татарам сперва предстоит схватка с четвероногими защитниками.
В другом торце, со стороны тракта, установили также второй ряд прясел с полным составом наряда, зато у наружной стены пушек было всего десяток, но там находились две сотни Пищальников с ручницами, Хворостинин полагал, что главные силы пойдут именно здесь, и самое плохое — тут у татар готовы к бою пушки. Из-под огня татарских пушек не увезёшь, а пищальники могут уйти без потерь. Тогда главной обороной станет второй ряд прясел. Тут же на холме последнее убежище защитников — детинец гуляй-города. Дело в том, что помощь Хворостинину от Воротынского подоспеет не ранее второй половины дня — важно было подойти всем силам незаметно лесами, а для этого требуется время. Полагали, что Девлет-Гирей нападёт днём. А на деле оказалось — хан торопится: ночью построил войска для приступа, послал пластунов и, хотя замысел — поджечь стены — сорвался, Девлет тысячи не распустил. Следовательно, нападения нужно ожидать каждую минуту.
Клим начал сооружать детинец на всякий случай — вдруг первое нападение сдержать не удастся. Потом возникла мысль соорудить гуляй-детинец на тот случай, если Воротынский не подоспеет или ему встретятся превосходящие силы татар. Тогда гуляй-детинец выйдет из гуляй-города и пробьётся к лесу, благо место ровное и недалеко — меньше версты, а силы татарские не успеют развернуться.
Ещё вчера Хворостинин выслушал предложение Клима, посмотрел на его приготовления и, ничего не сказав, обнял гуляй-воеводу как равный равного.
Сегодня ночью стало очевидно, что Девлет-Гирей, возможно, узнал от пленных о решении князя-воеводы и теперь спешит раздавить гуляй-город, а потом пойдёт искать Воротынского, так что гуляй-детинец может стать единственным местом спасения защитников гуляй-города.
Гуляй-детинец — это три десятка прясел на колёсах, а может быть, и больше. В каждое прясло впряжено два коня не впереди, а сбоку, под защитой прясла. Шкворни в осях позволяют укрывать коней при изменении направления движения. На пряслах около бойниц закреплялись малые пушки. Все уходящие вои вооружены ручницами, в том числе и пушкари, поскольку при отходе большинство
Ночью, когда татары зашевелились и вои перехватили поджигателей, Хворостинин в сопровождении воеводы наряда, Клима, воеводы гуляй-детинца и тысяцкого конников быстро проехал вдоль стен. Разъяснение десятникам и сотникам пушкарей и пищальникам было коротким: когда и как отступать к детинцу, пушки сбрасывать со станков, у тех, которые заедино со станками, разбивать запалы; остающееся зелье — поджигать; конникам сдерживать врага, пока отступают пешие...
На рассвете дня первомученника Стефана (2 августа) гуляй-город замер в ожидании. На пойме в отблесках костров мелькали тёмные фигуры всадников, некоторые, сокращая расстояние, проносились совсем близко, около рядов ежей. Тревогу и даже страх вызывали готовые нести смерть и разрушения, сейчас молчаливые и неподвижные тысячи татар на туманной, ещё тёмной пойме.
Вот первые лучи солнца позолотили маковки деревьев, посветлели клубы тумана над рекой, и вздрогнула пойма от барабанного боя, рокота труб. Но ставшего привычным вопля «Алла!» не последовало, не пришли в движение татарские тысячи, только помчались вдоль стен несколько сотен и, подцепив арканами уволокли ежи из-под самых стен, особенно очистили поле перед торцевой стеной. Невольно у Клима вырвалось: «А, балбесы, не закрепили!» — хотя, он знал, колышки забиты.
Следом за первыми сотнями со стороны тракта помчались рассыпанные сотни лава за лавой с малыми потерями, хотя по ним и палили. Припадая к луке седла скакали татары и бросали туески, которые начали взрываться и гореть от огненных стрел. В торце дым и огонь покрыли стены. И вдоль большой стены кое-где задымились прясла.
Неведомо по каким сигналам некоторые сотни двинулись к стенам, но не лезли на рожон, а пускали стрелы по бойницам и уходили с малыми потерями, хотя пушки и палили, но татарские стрелы мешали меткой стрельбой, да и стены начинали дымиться всё больше и больше. Смельчаков же, забравшихся на прясла сбивать пламя, поражали стрелы.
Очень скоро стало ясно, что подброшенные туески принесли много дыма, но по-настоящему загорелись два-три прясла. Татары на приступ не шли, проносились лавами, и на пальбу ручниц отвечали роем стрел. А всё же получалась пауза в несколько минут, за которые татары под прикрытием щитов пододвинули свои пушки и дали первый залп. У них не было тяжёлых пушек, их пушкари не отличались мастерством, и всё равно защитники гуляй-города почувствовали, насколько ненадёжно их убежище! После первого залпа почти все прясла торцовой части стены получили пробоины.
Редкие ответные выстрелы русских пушек воодушевили татар. Пока их пушкари перезаряжали пушки, две тысячи конников с разных сторон помчались к пряслам, набрасывали арканы с крючьями, безрезультатно пытаясь растащить их... Но вот завыли трубы, конники рассыпались, и грянул второй залп татарских пушек. Новые разрушения, и конники вновь рванулись к стенам...
Люди Клима ждали этого момента. Они бросились к пряслам, освободили крепления; теперь крючья татар свободно валили прясла, а то они падали и без них: нужно было, чтобы наружная стена не мешала пушкарям второго ряда, и те открыли привычную для них непрерывную стрельбу, показав татарам, что у русских пушек и зелья достаточно. Дробь многих пушек смела татарских конников, а мощные пушки били ядрами по укрытиям татарских пушкарей. Удары русских пушек оказались несравненно сильнее татарских: с первых же выстрелов щиты валились и рассыпались, накрывая пушки. Не убежавшие пушкари погибли. Потому следующий залп у татар не получился, выстрелили лишь несколько пушек, но ядра их не достигли стен. На какое-то время приступ захлебнулся...