Шрифт:
Борис Екимов
СТАРШИЙ БРАТ
Ни с того ни с сего начали вдруг видеться странные сны. Себя он видел в нынешней поре, какой есть, но рядом была все время сестра Маня, совсем крошечная, неразумное дите. Она ласкалась, обнимала, что-то говорила детское, и у Николая слезы подступали от жалости и любви к маленькой сестренке. Он просыпался, и сердце колотилось. Просыпался и начинал думать: к чему это?
Сестра жила далеко, в самой Москве, и не виделись с ней, считай, десять лет. Как схоронили мать, так и все. А теперь вот сниться
Николай подумал, с женой посоветовался и решил ехать.
Стояла осень. К зиме все было готово, и в отпуск можно идти, а главное билет бесплатный. Николай работал электриком на станции, и полагался ему бесплатный билет. Решил он съездить, повидаться и Москву поглядеть хоть раз в жизни, да заодно и купить кое-что детям, жене. Жена составила список.
Встретили его хорошо. Сестра Мария была моложе на десять лет. Она гляделась неплохо, лишь худовата. А Николай когда в квартире разделся, Мария ахнула:
– Ко-оля... Поседел-то как, братушка...
Николаю за сорок перевалило. В последние годы голова его стала белеть и волос редел на темени.
– Бра-атушка... А я тебя все молодого...
Николай засмеялся, темное лицо его заморщинилось, и взгляд, прищуренный добрый взгляд напомнил Марии отца - его улыбка, морщины, проседь, все как сейчас у Николая.
– Бра-атушка...
– проговорила Мария, припадая к его плечу, и заплакала, теперь об отце, о матери.
Весь день провели рядом: обедали, гуляли, телевизор смотрели. А назавтра поехали Москву глядеть: Кремль, царь-колокол, пушку и прочее.
А потом пошли обычные дни. Хозяева с утра уезжали на работу, до ночи. Даже сынишка их, десятилетний Игорек, и тот ни свет ни заря срывался: школа, потом музыка, потом гимнастика - допоздна.
Николаю вручили ключ, все объяснили. Стал он гостить. Гостил день, другой, третий и засобирался домой. Когда сказал об этом, Мария чуть не заплакала:
– Да ты что? .. В кои веки... Чего тебе?
– Ну, погостил, поглядел...
– оправдывался Николай.
– Пора. А то и отпуск кончится.
– Ничего не пойму, - сердилась Мария.
– Раз в жизни приехал. Не нравится тебе у нас, что ли?
– Не нравится, - честно ответил Николай.
– Здравствуй, - опустила руки Мария.
– Ми-итя!
– позвала она мужа. Николаю у нас не нравится.
Пришел свояк Дмитрий - он был высокий, худой, - остановился в дверях.
– Ему у нас не нравится,-объяснила Мария.
Николай досадливо крякнул, объяснил:
– Я вообще говорю, а не конкретно. Я приехал зачем? На вас поглядеть, на Игорька. Поглядел, слава богу, здоровые, повидалися. А дальше чего я буду торчать?
– Как чего?
– изумился свояк Дмитрий.
– Первый раз в Москве - и смотреть нечего? Сколько достопримечательностей. Со всех стран люди едут, взглянуть.
– А я глядел. Кремль, Красную площадь. Красиво, - ответил Николай.
– В Третьяковке был?
–
– Сколько ты там был?
– Ну, зашел, поглядел да вышел.
– И все?
– А чего мне там, прописываться?
– Я - москвич. С таких вот лет туда хожу, - втолковывал свояк.
– И до сих пор с удовольствием. Вырвусь -праздник. А ты час походил - и хватит. Там же Левитан, Шишкин, Саврасов. Ты же рыбак, охотник. Тебе это близко должно быть. Пейзаж. Нет. Ты просто ничего не видал.
– Чего там разглядывать,-засмеялся Николай.
– У нас этих картин - на каждом шагу.
– Где?!-изумился свояк.
– Да везде. Это вам вот так, в рамочке, - показал он пальцами.
– Свет в окне. А у нас все живьем. Вот приезжай, поедем на рыбалку. Сейчас осень. Вода прозрачная. Щука стоит - видать. Костерок запалишь, ушицу... А утром, на зорьке, поднимешься - тишина, солнышко встает, речка дымится. Да и не езди никуда. Лишь выйди в сад. Сейчас груши багровые, а абрикосы желтые. Солнце за тучу, а в саду все светит, каждое деревце. Вот Маша скажет.
Сестра вздохнула, кивнула головой.
– Яблоки еще висят,- продолжал Николай.
– Последние. Бельфлеры белые с розовым, до чего сочные. Укусишь - прям захлебнешься соком. А старк, сорт такой, они сейчас прямо как кровь начинают запекаться. А мясо медовое...-Николай аж причмокнул, вспоминая.
Свояк засмеялся, достал из холодильника яблок, угостил:
– На, ешь. Настоящая антоновка. С базара.
Чужие я не ем, - отказался Николай.
– Почему?
– Они травленые-перетравленые всякой гадостью.
– Ну, брось,- отмахнулся свояк и захрустел яблоком.
– Вот и брось, - сказал Николай.
– Я тоже так, пока не убедился. Ты Кузьмича помнишь?
– спросил он у сестры.
– Конечно, - ответила Мария.
– Вот они с бабкой для базара яблоки держат. Глядят, чтобы ни один не пропал, чтоб червяк не ел. Каждую неделю опрыскивают - хлорофосом. Я Кузьмичу говорю: чего ты травишься, сам же их ешь. А он говорит: яд разлагается и только на поверхности. Ну, хрен с тобой, твое дело. А однажды зашел, а у него яблоки сушатся, только бабка порезала и разложила на солнышке. Гляжу, а меж ними мухи дохлые. Налетели, попробовали и ноги вверх. Я ему говорю: видишь? Он и глаза вылупил. Вот так вот разлагается, аж ноги вверх.
Сестра и свояк эту историю выслушали, повздыхали. Свояк недоеденное яблоко стал разглядывать, нюхать и сказал:
– Черти... А я что-то чувствую: поем яблок - и сразу болит... Тьфу. Лучше бы ты не рассказывал. Ну, ладно... Мы о чем говорили? О музеях...
Он принес справочник, сел рядом с Николаем и начал листать.
– Ладно, картины тебе не подходят. Но вот пожалуйста, музеи. Дарвиновский. Игорь!
– крикнул он сыну.
– Игорек! Дарвиновский музей... Это там мы смотрели коллекции бабочек, птиц? Колибри там, да?