Старший брат
Шрифт:
– Ладно, беру ракету, - сказал свояк.
– А дальше что?
– И дальше придумают, какую-нибудь еще херимери.
– Слушай, - повернулся свояк к жене.
– А ведь он - философ. Диоген.
– Коля у нас хорошо учился, - мягко улыбнулась жена.
– И техникум заочно кончил, сам.
– Так что... Может, и вправду, - вроде засомневался свояк, - переехать. Как-нибудь проживем.
– Проживешь, - успокоил его Николай.
– У нас с голоду не пухнут. Если ты не ленивый. Огородишко свой, сад. Все свежее. Я летом почти не жру. Светка меня ругает. А я пройдусь по огороду,
И он вдруг засмеялся, голову опустил, на сестру поглядывал и смеялся.
– Ты чего?-спросила она.
– А ты не обидишься?
– Чего?
– Да я про борщ. Ну, разве это борщ, что вы варите? Я б его сроду не ел больничный.
– Ты сравниваешь,-все же обиделась сестра.- У меня, кроме капусты да лука, ничего нет. А дома - помидоры, болгарка, вся зелень.
– Точно, - подтвердил Николай.
– Помидоров не жалеем. Даже зимой. Бочковых и томат.
– Я помню ваш борщ,-сказал свояк и на жену поглядел.
– Давай ужинать, а?
– Разобрало, что ли?
– Разобрало.
Сели ужинать. У хозяйки была славная вишневка, глядеть и пить приятно. Правда, Мария сама не пила, и муж ее желудком страдал. Так что пришлось Николаю одному. Он не отказывался. Пил и похваливал.
Поужинали. Пили чай, глядели телевизор. Там вначале футбол показывали, а потом бег. Да не спортсмены бежали, а всякий люд, уже в годах, пожилые и молодняк. Николай и в натуре видал, как бегали. Прямо тут, мимо дома. Но то из окна, издали, а в телевизоре, словно рядом, неслись и пыхтели мужики, ядреные бабы добром трясли. Смехота.
Николай засмеялся и не стал глядеть.
– Позор.
– Какой позор?-сказал свояк.-Спорт. А у вас не бегают?
– Ну, ребятишки, известное дело. А взрослые, - вроде не слыхать. Вроде никто еще не тронулся.
– А почему тронулся?
– А нормальный человек, он чего ж побежит? Кто ему дегтем помазал?
Николай не мог без смеха. Он свояку отвечал да нетнет и поглядывал в телевизор. А потом вдруг погрустнел и поставил точку.
– Лодырюки.
– И повторил тверже: - Лошади стоялые. Жрут, а потом жир сгоняют. Не-е, так мы коммунизм не построим. Если все вместо дела начнем рысью скакать. Это чего же получится? Мне вот с утра, положим, я встал, Светка говорит: надо чего-то вскопать или у кабана почистить. А я заместо этого заголюсь - да по улочке рысью.
– Ох, ты и жук, - покачала головой сестра.
– Премудрый. Это же они в свободное время, не на работе бегают-то.
– Конечно, в свободное, - не сдавался Николай.
– У меня час свободный - я по хозяйству его использую. Ребятишки у нас и те смальства огород копают, поливают, кролам травы носят, веток, дрова пилят.
– Но у нас-то нет садов-огородов, кролов.
– А вы посадите.
– Где? На балконе?
– У вас много места. Я глядел. Все в бурьянах вокруг. А вы насадите везде сады да глядите за
– Я вам работу найду. Тут огороды можно, теплиц меж домов наставить. Тепло даровое. Такие овощи развести, круглый год. Пруды ваши вонючие в дело произвесть. Почистить их, карпа запустить. Сгрузитесь рыбой, голову на отрез. А вокруг... Тротуары все, дорожки у вас грязью заросли. Стыд-срам, ни единого цветочка нет. У нас-во двор войти, все цветет. Вечером сядешь на крыльце...
– вспомнил он, и лицо его посветлело.-Петуньи, табак, фиалка- такой дух... А у вас? Нет, работу найти можно кроме беготни. Конечно, если привыкнуть сложа руки, тогда конечно.
Сестра и свояк не возражали. Мария лишь волосы ему взъерошила:
– Эх, ты, Коля... Ты вот сиди здесь и отдыхай. Лежи, телевизор смотри, если толкотни нашей боишься, книжки читай. А то вернешься, Светка тебе живо найдет работу. Так что не прыгай.
– А я без дела нудюся. Привык. Посидели потолковали. О доме вспомнили, о родных. Потом спать улеглись.
Уже в постели Мария мужу сказала:
– Уедет ведь... Вот чадо.
– Да-а...
– отозвался муж.
– Странный мужик.
– Он хороший,-заступилась Мария.
– А я что говорю - плохой? Но вот, не дай бог, к власти его посадить... Ведь он все всерьез рассуждает. Такой вот попадется - и наворочает.
– Не расстраивайся,-засмеялась Мария.-Наш Николай к власти не попадет.
А Николай спал хорошо. Но среди ночи вдруг зарычала какая-то машина под окнами и разбудила. И сои ушел. В квартире было тихо и в доме. Николай, света не зажигая, прошлепал к окну и встал.
Светили фонари над дорогой и возле домов. Но город спал. Ночные громады домов стояли угрюмые. А за темными окнами, снизу доверху и от края до края, спали живые люди. Тысячи, тысячи... Миллионы. Собранные вместе незнамо зачем и для чего. Словно гигантский спальный вагон катил, забитый спящим народом. Один, за ним другой и третий. И не мог быть спокоен людской сон, как и всегда в дороге. Многие сидели возле темных окон, ожидая станции своей. Но где она?
Николай дотерпел до субботы и уехал, а через два дня был дома. Подарков привез, из продуктов кой-чего: маслица, гречки. Жена рада была, про Марию выспрашивала.
– Как они там?
– Да как... хреново.
– Что такое?
– испугалась жена.
– Болеют?
– Нет. Потихоньку с ума сходят.
– Сам ты чокнутый! Наверное, напился и наплел чего, - догадалась она. Сроду раз поехал...
Николай слушать женины речи не стал, пошел во двор. Десять дней всего не был он, а соскучился. Даже по курам. Он подошел к ним, позвал: "Цып-цып-цып..." Пестренькие ему нравились, каких в этом году завели. Красивые.
Уже вечерело. Закат был желтый, в полнеба. И вспомнилась сестра. Сейчас она работу кончила и спешила к метро. В толчею, в духоту, в угрюмые тесные норы. Потом в магазины. Там тоже народ, и все спешат, спешат, толкаются. Ни доброго слова, ни взгляда. Потом - на кухню, всякие дела. Жалко было сестру. Приехала бы хоть отоспалась.
Но сестра не приезжала, сколь ни звали ее. Как мать схоронили, так и все.