Старший оборотень по особо важным делам
Шрифт:
Шилов прокрался в подъезд, стал подниматься.
Наверху скрипнула дверь, раздались голоса.
Шилов бесшумно встал в темный угол под лестницей.
Спускались двое. Они громко разговаривали, не опасаясь, что их могут подслушать. По голосу Роман опознал одного: старший опер из УСБ, когда-то работал в Красносельском РУВД. Раздолбай еще тот. Его напарник говорил:
– Засада в доме покойника – плохая примета.
А тот отмахнулся:
– Да какая засада? Никто не придет. Леха просто с женой полаялся,
Разговаривая, уэсбэшники прошли мимо Шилова. Он дождался, когда с улицы донесется звук отъехавшей машины, и поднялся на этаж.
Дверь квартиры Сереги, выбитая при обыске, была кое-как восстановлена. Шилов примерился: если ногой дать по замку, она снова вылетит. В квартире один человек, настроившийся посмотреть телевизор и не дать пропасть добру из холодильника. Так что можно ввалиться к нему без приглашения...
Перочинным ножом Шилов справился с замочком распределительного щита в стене лестничной клетки, и отключил в квартире свет. Достал пистолет, встал около двери.
Из коридора донеслись шаги. Человек шел быстро, но неуверенно. В темноте задел что-то ногой, выругался. Открыл дверь, подсвечивая себе зажигалкой.
Шилов приставил «беретту» к его голове.
Мужчина замер с перекошенным лицом. Пламя зажигалки задрожало.
– Тихо-тихо-тихо, – свободной рукой Шилов выдернул из его «наплечки» «макарова», положил себе в карман плаща. – Кто еще с тобой, Леха?
– Ник... Никого.
– Мне терять нечего, дернешься – грохну. С кем тогда твоя жена станет лаяться? Понял?
– Я... Не...
Шилов сильнее вдавил ствол «беретты» в висок уэсбэшника.
– Понял, – выдохнул тот.
– Видишь щит? Спокойненько, без лишних движений, включаешь свет. И заходишь обратно. Все понял? Давай!
Уэсбэшник выполнил приказ, и потом медленно, с поднятыми руками, попятился в квартиру.
Шилов шел за ним, упираясь пистолетом в живот. Прошли в комнату. По пути Шилов проверил ванную, туалет, кухню. Как и ожидалось – никого. Но и Рыжего что-то не видно.
В комнате Шилов отобрал у Лехи наручники, усадил на стул, сковал за спиной руки.
– Рыжий! Рыжий! Кис-кис-кис! Рыжий! Где кот?
– Правду про тебя говорят, что ты псих, – напряженно сказал уэсбэшник, наблюдая, как Шилов осматривает квартиру.
– Где кот?
– Зажарил, блин! Откуда я знаю, где твой кот?
Шилов приставил «беретту» ко лбу Лехи:
– Дверь на лестницу держали открытой?
Желание шутить у Лехи пропало. Облизав губы, он извиняющимся тоном сказал:
– Ну, конечно. Люди ходили туда-сюда...
Шилов вышел на площадку, позвал кота там:
– Рыжий! Рыжий! – и уже хотел вернуться в квартиру, когда Рыжий, прыгая через ступени, сбежал с верхнего этажа.
Шилов
– Рыжий, падла лохматая... Извини, забыл про тебя, замотался.
Кот требовательно мяукнул.
– Есть хочешь? Сейчас мы тебя накормим.
Шилов заглянул в холодильник: от кошачьей еды там осталась пустая тарелка. Он прошел в комнату, посмотрел на Леху:
– Где его колбаса?
Уэсбэшник попытался сделать непонимающее лицо, но не выдержал, стрельнул взглядом на стол. Среди груды книг, журналов и каких-то бумаг там стояло блюдце с колбасными шкурками и недоеденной коркой хлеба.
– Убью, крыса, – пообещал Шилов, чувствуя прилив такой злости, что потемнело в глазах.
Леха заерзал, пытаясь вместе со стулом отодвинуться от Романа.
Шилов медленно выдохнул. Хотел что-то сказать. Не сказал, покачал головой, пошел к выходу. На пороге комнаты остановился:
– Нашли что-нибудь?
– Где?
– В... Здесь нашли что-нибудь?
– Не, – Леха помотал головой. – Да мы и не искали особенно. Он же свой, мент!
Роман окинул взглядом царящий в комнате беспорядок, вздохнул и вышел.
– Проснитесь, уже девять часов.
– Что?
Стаса разбудила санитарка.
Он спал на продавленном диванчике в коридоре больницы. В реанимацию его, конечно, не пустили, но здесь место нашли. И даже напоили чаем с пирожками, когда он заявился сюда после допроса в прокуратуре.
Скрябин сел, растер лицо, прогоняя остатки сна. Санитарка продолжала стоять рядом, глядя на него с жалостью.
– Как она? – спросил Стас.
– К сожалению, без улучшений. Да и вам не мешало бы отдохнуть.
– Ничего, на том свете все отдохнем.
Покачав головой, санитарка ушла, забрав подушку и одеяло, которые выдала Скрябину ночью.
В туалете Стас умылся холодной водой, прополоскал зубы. Посмотрел в зеркало: ничего не скажешь, краше в гроб кладут. А ведь беды только еще начались...
Через двадцать минут он разговаривал с заведующим отделением. Внешний вид пожилого врача-армянина свидетельствовал, что через его руки прошли тысячи пациентов, которым он сумел помочь, а обстановка тесного кабинета – о крайне недостаточном финансировании отечественной медицины.
Речь шла об операции.
– Станислав Александрович, это единственный вариант, – сочувственно говорил врач.
– Мне негде взять такие деньги. Даже, если квартиру продать.
– Тогда это, в лучшем случае, вопрос нескольких месяцев.
– А в худшем?
– В худшем – дней. Вы же на ответственной работе. Неужели ваша организация никак не может помочь вам, поддержать вас?
– Может. И очень поддерживает, – кивнул Стас, не глядя на врача; на душе было очень противно. – Всего доброго. Мне надо подумать.