Старший оборотень по особо важным делам

Романов Андрей Вениаминович

* * *

Скрябин сидел за столом. Курил и писал служебные бумаги. Минутная стрелка описывала круг за кругом, а работа не двигалась. К составлению служебной документации, которая отнимает львиную долю рабочего времени опера, Стас всегда относился с терпением и пониманием: коль без этой бюрократии никак, то напишем, лишь бы отцепились и не мешали работать.

Теперь Стас сидел, глядя в лист с недописанными строчками, и думал: на фига это надо? А еще думал, что Серега Соловьев бумажную работу

всегда сачковал, и если появлялась возможность, спихивал на него всю писанину. Они часто переругивались по этому поводу...

Когда будут похороны? Дня через три-четыре. Дешевый гроб, речь замполита, короткий залп из табельного оружия. Вспугнутые стрельбой птицы и сосредоточенные лица могильщиков, понимающих, что никаких левых доходов с этих похорон им не обломится, но прячущих свое недовольство глубоко в... Организованные руководством поминки, такие же казенные, как и венок от начальника ГУВД. На эти поминки припрется много народу, видевшего Серегу только пару раз в жизни. Поэтому через час Стас, Джексон и Василевский свалят с официальных поминок и устроят свои.

В это же время на другом кладбище, а может, и не на другом, может, на этом же, в соседних могилах, будут хоронить Федорова и двух убоповцев. Наверное, за всю историю питерского ГУВД столько боевых потерь в мирное время и в невоюющем городе, за один день не случалось.

Потом будут девять дней, потом сорок... А в годовщину на могилу Сереги придут только они втроем и Роман. Если к тому времени сами будут живы и не будут сидеть.

В кабинет вошел Громов. Сел перед столом Скрябина, посмотрел на засыпанный пеплом недописанный документ. Прочитал, поморщился.

– Станислав, отдел должен работать. Будешь исполнять обязанности начальника.

– Зачем? Всего этого можно было избежать... Все же понимают, кто хотел убрать Шилова.

– Прокуратура считает, что это он сам убил Сергея. – Громов опустил голову, посмотрел на свой сжатый кулак.

– Бред! И вы это знаете. Это Арнаутов: не смог посадить, и решил так закрыть вопрос. Это он стоит за Чибисом, наш честный, бедный, неподкупный трудяга!

– Стас, ты веришь Шилову, я верю Шилову, но пока ты здесь сидишь и треплешься, эту веру можно засунуть... Сам знаешь, куда! Найди мне доказательства его невиновности. Сможешь?

– Предположим. – Скрябин прищурился, глядя на Громова сквозь сигаретный дым. – А откуда мне знать, что это не вы стоите за Арнаутовым?

Чего-чего, а такого предположения Громов не ожидал. Несколько секунд он даже не знал, что ответить. Встал, прошелся по кабинету. Направился к двери. Остановился, посмотрел на Стаса через плечо:

– Да, Скрябин, крыша у тебя поехала окончательно. Давай, приходи в себя! Из Москвы едет комиссия разгребать все это дерьмо. И, кстати: дело Чибисова передали Кожуриной. Она требует на допрос Краснова. Грозится отменить ему подписку...

– Пусть она сперва

его найдет.

Громов вышел, ничего не сказав.

Скрябин посмотрел на свои недописанные бумаги и раздраженно смахнул их в ящик стола.

Какого черта он взялся за эти дурацкие документы, как будто более важных дел нету? Как ни относись к Громову – а за последние дни мнение Скрябина о начальнике изменилось в худшую сторону, хотя, конечно, и не до такой степени, чтобы всерьез подозревать его в связях с Чибисом, – а в одном Громов прав: если сидеть и молча страдать, ситуация не изменится. Разве только в худшую сторону.

Прикидывая, как будет отрываться от слежки, Скрябин собрался и вышел из кабинета.

Покуривая трубку, Карташов листал дела, которые ему дал на проверку собравшийся в отпуск Петруха. Вид у Карташова был не слишком довольный – в бумагах Петрухи, часть из которых была написана, как курица лапой, а часть распечатана на плохом принтере, царил полный бардак.

Петруха стоял перед начальским столом с видом нерадивого студента, привыкшего получать выволочки, но уверенного, что рано или поздно все как-нибудь образуется.

– Почему дополнительного плана нет? – дымящейся трубкой Карташов указал очередную недоработку.

– Да напишу я еще, успею...

– А где свежие проверки по учетам?

– Ну сделаю.

– «Сделаю»! Вот сделаешь – и пойдешь в отпуск. Свободен!

Петруха попытался воздействовать на начальника покаянно-просительным взглядом, но Иваныч уже не обращал на него внимания и, попыхивая трубкой, думал о чем-то своем. Вздохнув, Петруха забросил бумаги в сейф, надел куртку и собрался куда-то идти. Застегивая «молнию», между делом спросил:

– Шилов не отзванивался?

– Нет.

– Как бы нам не влипнуть вместе с ним...

Карташов раздраженно повернул голову:

– Занимайся своим делом!

Петруха картинно развел руками, и ушел.

И только лишь за ним закрылась дверь, как Иванычу позвонил Шилов.

– Привет!

– О, здорово! Легок на помине. Мы только что с Петрухой о тебе говорили. Ты как?

– Лучше, чем Серега. Слушай, Иваныч, у меня человечек один появился, который видел Фельдмаршала. Правда, сбоку и с расстояния, так что описать не может, но обещает узнать, если снова увидит.

– Краснов?

– Да.

– Что-то долго он вспоминал... Ну, я тебя слушаю!

– У Чибиса встреча была срочная, у Морского вокзала. Краснов Чибиса привез, но сам не выходил, сидел в машине. Потом, по разговору, он понял, что Чибис как раз с Фельдмаршалом и встречался.

– Так...

– Слушай, добудь мне фотку Виноградова. И Арнаутова заодно. Да, и по машинам узнай, если получится: в тот раз Фельдмаршал был на черном «Пассате».

– Ты понимаешь, во что меня впутываешь?

– Понимаю. Если что, я не в обиде.