Стартует мужество
Шрифт:
— Замечайте ориентир, здесь первый разворот, — слышится в наушниках.
Под нами железнодорожный переезд. Самолет накренился и, развернувшись на девяносто градусов, снова стал набирать высоту.
— А вот здесь второй разворот, запоминайте!
Под самолетом бесформенным красным пятном проплыл каменный карьер. Снова разворот — и опять холодок подкатился к сердцу, а руки потянулись к бортам. Но я подавляю это желание, зная, что инструктор следит за мной через зеркало.
— Летим по прямой, берите
Этой команды я не ожидал, однако, польщенный доверием, беру управление. Летевший по горизонту самолет вдруг начал набирать высоту. Резко отдаю ручку от себя, капот машины опускается, возникает крен. Стараюсь все делать так, как недавно на тренажере, но здесь, в воздухе, все получается почему-то иначе. Беру ручку на себя — и капот взмывает выше горизонта. Вывожу машину из крена, а линия горизонта вдруг оказывается выше капота. Мне и совестно, и страшно, но не за свою жизнь, нет, а от ощущения собственной беспомощности, полного неумения управлять самолетом.
Прошла, кажется, целая вечность, прежде чем инструктор снова взял управление. Самолет сразу «успокоился», все стало на свои места. Как легко это удалось Тюрикову! Меня охватило отчаяние: рушилась надежда стать летчиком.
А Тюриков как ни в чем не бывало спокойно сообщает о начале третьего разворота. Бросаю взгляд на землю, вижу кирпичный завод. Закончив разворот, инструктор убирает газ. В кабине становится тише.
— Четвертый, — слышу в наушниках. Машина со снижением входит в крен.
Внизу впереди, на ровном зеленом поле, вижу выложенный из белых полотнищ посадочный знак «Т». Самолет проносится над аэродромом и плавно опускается на три точки.
— Вот и все, — говорит Тюриков. — Теперь порулим на стоянку.
«Не для меня это все, — думаю я с тоской. — Отчислят по неспособности. Ребята после полета выходили из кабины довольные, значит, у них все получалось хорошо, а у меня…» Хочется только одного: чтобы никто не знал о моей неудаче.
Самолет, управляемый инструктором, легко катится к стоянке. А у меня на душе кошки скребут. По взгляду учлета Утенкова догадываюсь, что он мне сочувствует.
Поставив машину на место, Тюриков выключил мотор и привычно скомандовал:
— Выключено!
Потом отстегнул ремни и вылез из кабины.
— Разрешите получить замечания, — обращаюсь я к Тюрикову, когда Утенков отошел от самолета. Не хочется, чтобы мой позор стал известен товарищам.
— Назовите все ориентиры, над которыми выполнялись развороты.
Задача эта нетрудная. Ориентиры накрепко врезались мне в память, и я перечисляю их все до единого.
— Какие трудности испытал при пилотировании? — последовал очередной вопрос.
Не знаю, что ответить. В отчаянии выпаливаю:
— Ничего у меня не вышло.
Тюриков добродушно улыбается и говорит:
— А у кого
У меня словно гора сваливается с плеч. Нет, день не так уж плох, как мне показалось. Просто великолепный сегодня день…
Подошли товарищи из нашей группы. Все веселы, возбуждены. Только Аксенов почему-то хмурится. Что с ним?
— Можно сесть, — сказал инструктор.
Начался разбор полетов. Каждому, конечно, не терпелось узнать, какое он впечатление произвел на инструктора.
— Ну вот и полетали, начало сделано, — спокойно говорит Тюриков. — Двоим я пробовал давать управление, остальные вели себя слишком возбужденно.
После этих слов у меня окончательно пропало чувство подавленности. Гляжу, улыбнулся и Аксенов.
— Запомните, товарищи, — продолжает Тюриков, — чтобы уверенно летать, надо прежде всего научиться работать в непривычных для человека условиях. Нужно избавиться от напряженности и привыкнуть к самолету. Чем свободнее вы будете вести себя в воздухе, тем быстрее освоите технику пилотирования.
После общих замечаний Тюриков разобрал наши индивидуальные ошибки. Каждому из нас он дал полезные рекомендации.
Потом мы старательно мыли свой самолет и протирали мотор. Аэродром покинули перед заходом солнца.
На обратном пути учлеты оживленно делились впечатлениями о первом летном дне. Девушки стрекотали без умолку. А Рысаков притих: инструктор не только не похвалил его, а, наоборот, отметил, что он держит себя в воздухе излишне напряженно.
…На землю опускалась прохладная ночь. На весенней траве появилась роса. Мы приближались к стройке. Из поселка доносились переборы гармошки, и мы невольно ускорили шаг.
Впервые самостоятельно
На строительной площадке пахло свежими сосновыми досками. Стук топоров и жужжание пил перемешивались с гулом моторов. Вместе со старшим инженером Богомоловым мы осматривали выбранное для эстакады место — здесь бревна нескончаемым потоком пойдут из Енисея прямо в цех пилорам.
Щурясь от яркого солнца, старший инженер прикидывал объем и порядок предстоящих работ, сроки их завершения. Первую задачу он поставил мне. Пойду с теодолитом и нивелиром, сделаю привязку местности и перенесу все отметки на чертежи.
— Сейчас беритесь за эстакаду, — сказал он, закуривая папиросу, — а в июне будете строить дорогу.
— Надо бы все успеть сделать до июня, — отвечаю я.
— А к чему такая спешка?
— У меня в июне начинаются сборы. Весь месяц учлеты будут жить в лагере, рядом с аэродромом. Богомолов испытующе посмотрел на меня и спросил:
— Вы что, в самом деле летать собираетесь?
— Один полет с инструктором уже сделал.
— Когда же вы успели?