Старые черти
Шрифт:
— И с этим ничего не поделаешь. — Рианнон старалась говорить так же мягко. — Одно хорошо — вандалам сюда добраться тоже не просто.
— Да уж, и на том спасибо. Я люблю иногда здесь бывать. Помогает… нет, не могу, звучит слишком выспренне. В общем, это замечательное место. Тихое. Уединенное.
— Немного унылое. И ветреное.
— Мне ужасно жаль, Ри, ты совершенно…
— Нет-нет, все в порядке. — Она огляделась. — Здесь определенно есть своя атмосфера.
— Помнишь, как мы сюда приезжали? — спросил
— Конечно.
Рианнон хотела было добавить: «Много раз», — но Малькольм торопливо продолжил:
— Помнишь ужасную постройку, по-моему, бетонную, она еще стояла у самого конца дороги? Ее тоже снесли. Хм, оказывается, иногда это даже к лучшему. Хотя поесть можно было только в этой забегаловке.
— Точно, и хозяйка мыла посуду так шумно, что заглушала разговоры, а ключ от туалета носила в кармане фартука.
— Помнишь, как мы там обедали?
— О да! — подтвердила она в том же приступе вдохновения, что и пару секунд назад.
— Мы тогда взяли все, что нам предложили — сосиски с жареным картофелем и готовый соус.
— Угу. Еще была мрачная кошка, которая смотрела на всех, кто ее гладил, как на чокнутых.
— А я про нее забыл. Ты тогда пила стаут «Макесон», [31] помнишь? Твой любимый напиток в те времена.
— Да, сейчас его редко где встретишь.
31
Темное пиво.
— А потом мы с тобой пошли гулять.
Рианнон не знала, что на это ответить, и потому молча улыбнулась и мысленно скрестила пальцы. Малькольм отступил на шаг и продолжил с прежним жаром:
— Когда мы добрались сюда, то поняли, что ночью был шторм: повсюду валялись сломанные ветки, листья и прочий мусор, и море все еще волновалось. А мы дошли до самого края площадки, туда, где она нависала над водой — да, как раз здесь, помнишь? — довольно опасное место, но в молодости мы любили опасность. Сейчас уже почти весь край осыпался. И я сказал, что никогда не буду значить для тебя столько, сколько ты для меня, и прекрасно это понимаю, но не жалуюсь. А еще сказал, что хочу, чтобы ты запомнила — я никого не буду любить так, как тебя. И ты ответила, что запомнишь. И ты ведь помнишь, Рианнон, правда?
Еще секунду назад мешать его воспоминаниям о том дне было рано, теперь — уже поздно. Так или иначе, она все равно не знала, что сказать, и потому просто кивнула.
— Замечательно! — Его неловкость куда-то исчезла. — После твоих слов все кажется намного лучше! Спасибо, что не забыла меня, ведь твоя жизнь полна другими событиями.
Малькольм посмотрел на нее с нежной улыбкой и кивнул, показывая, что пора возвращаться. По небольшому склону они стали спускаться
— Да, я на целый день одолжил машину у своего приятеля Дуга Джонсона. Я тогда брал ее в первый раз и немного волновался. Надеюсь, это было не слишком заметно.
— Я ничего не заметила, — сказала Рианнон.
— Мы заехали заправиться, а у хмурого парня с бензоколонки не оказалось сдачи с пяти фунтов.
— Да, конечно. — В сложившихся обстоятельствах Рианнон подтвердила бы, что помнит высадку генерала Тейта у валлийского селения Фишгард в тысяча семьсот девяносто седьмом году.
— Едва мы проехали ярдов десять, как начался сильнейший ливень и мне пришлось остановиться — «дворники» плохо работали.
— Помню.
— Думаю, я даже смогу назвать точную дату. Австралийцы играли в Кардиффе и…
Внезапно он замер и уставился перед собой. Рианнон поняла — произошло что-то ужасное. Она беспомощно опустила взгляд на почерневший могильный камень и прочитала о некоем Томасе Годфри Причарде, который покинул земную юдоль семнадцатого июня тысяча восемьсот шестьдесят седьмого года, оставив неутешных родных и близких. Когда Рианнон вновь подняла глаза, Малькольм пристально смотрел на нее.
— В том году Дуг Джонсон все лето был во Франции, — сказал он. — Проходил учительскую практику. Он просто не мог одолжить машину ни мне, ни кому-нибудь еще. Должно быть, это случилось в какой-то другой день.
— М-м-м… — Лишь усилием воли Рианнон не отвела взгляд.
— Наверное, мы добрались до побережья автобусом. Ты сказала, что помнишь тот день, но это невозможно.
— Да.
— Ты забыла, да? Как мы обедали, и как поднялись к церквушке, и то, что я тебе сказал, — вообще все.
Сбежать было невозможно, уклониться от ответа — тоже. Неприкрытое разочарование Малькольма стало последней каплей в череде сегодняшних неловкостей. Она закрыла лицо руками, отвернулась и заплакала.
Малькольм тут же забыл о собственных чувствах.
— Что с тобой? Что случилось?
— Я такая глупая, совершенно безнадежная и никчемная! Всегда думаю только о себе и не замечаю других людей. Подумать только, не могу даже вспомнить замечательный день, когда мы встречались, а это ведь совсем не сложно!
Малькольм обнял ее, она уткнулась лбом в его плечо, по-прежнему закрывая лицо руками.
— Любая, у кого есть хоть капля мозгов, вспомнила бы, а я не могу. Очень хочу, но не получается.
— Не говори глупости. Ты же не думаешь, что я приму твои слова всерьез? Так мило, что ты расстраиваешься из-за подобной мелочи! Подумаешь, забыла, я сам плохо помню ту поездку, перепутал дни. Но ты же помнишь, что приезжала к Пул-Глен?
— М-м-м…
— Может, помнишь, как мы были здесь вместе? Хотя бы смутно?