Старые годы
Шрифт:
— И спросить-то некого! — сказала Варвара Сергеевна, оглядываясь. — Тут, я чай, и русского языка не слыхивали!
— Пироги горячие! — закричал разносчик возле.
— Ах ты, Господи! Хоть одного земляка-то встретила… и тот холоп, дворянке с ним и говорить не приходится. Слышь ты, Архип, спроси-ка, далеко ли до Питербурха.
— Эй, малый! — закричал кучер. — Далеко ли до Питера?
— Да какого тебе еще Питера надо? А это разве не Питер?
— Ну, слава тебе, Господи! Архип, спроси, где тут постоялый двор.
Архип повторил вопрос,
— Почтовый двор!
— Постоялый, Архип, слышишь, постоялый. Уж эти почты — смерть моя!
— Постоялый, говорят тебе…
— Ищи сам,
— Грубиян! Вот как тут в резиденции за людьми смотрят! Не хочется будить Володю, а то бы он его из детских ручек да тросточкой. А энто, Архип, что торчит такое направо?
— Не знаю.
— Дурак! Ты ничего не знаешь! Из ума и памяти выжил! Ефремыч, ты чего сидишь да в кулаки дуешь! Твое дело расспрашивать.
— Энто что такое? — спросил Ефремыч у разносчика дрожащим голосом.
— Морская академия!
— Сам ты морской тюлень! — сказала Варвара Сергеевна, плюнув. — Видишь какой! Вздумал меня дурачить! Скажи ему, Ефремыч, пусть говорит толком, а шуток я не люблю.
— Да кого тебе, сударыня, надо? — спросил человек пожилых лет в доброй шубе. Народ более и более скоплялся, гости возбудили любопытство почти всей площади.
— Как, кого надо! Постоялого двора, батюшка! Где же пристать? Слава Богу, мы, будет, тысячи две верст проехали, двадцать ночей ночевали, месяц в дороге. Дитя у меня совсем истомилось, спит без просыпу! А еще резиденция! Что это, право! На смех дворян поднимают! Поезжай да поезжай. Ну вот, мы и приехали! Что в том толку? И пристать некуда?
— Помилуй, сударыня, да у нас есть и почтовый двор, и австерии.
— Нет уж, батюшка, лучше умру на морозе, а в немецкий дом ни ногой.
— Есть у нас и постоялые дворы, да для простого народа.
— Вот то-то и есть! Правду слух говорит: заморить хотят.
— Ну, а если не нравится, пристань, сударыня, на вольной квартире.
— Это еще что за немецкая выдумка! Нет дворов, подай мне дом, построй, коли нет.
— Есть у нас и дома! Вот, примером сказать, я и свой внаймы отпущу. Чай, поместитесь!
— А что возьмешь в год?
— Сотни три!
— Дворянке торговаться не приходится! Садись, батюшка, с кучером да дорогу указывай.
— Пожалуй, да пусть только вот государь проедет с масками. Эй ты, кучер, повороти к сторонке.
— Что ты городишь, батюшка? Сам государь? И с кем?
— С масками.
— А это что такое?
— Сама увидишь.
Не успел он сказать этого, как четыре непомерной толщины скорохода, медленно и с натугой передвигая ноги, показались из-за угла Морской академии. Народ оставил маскарадный поезд Варвары Сергеевны и бросился к адмиралтейской аллее, расположенной вдоль всего вала от Кикинских палат или Морской академии до Исакиевской площади. За этими оригинальными скороходами показались одна за другою санные линеи,то есть сани с таким сиденьем, на которых помещалось от десяти до пятнадцати персон в ряд. В первых санях сидел жених в полном кардинальском костюме. Народ замахал шапками и закричал в неистовом восторге:
— Князь-Папа! Князь-Папа!
За ним кесарь Ромодановский в царедавыдовском костюме! Затем линея за линеей: государыня, обе царицы и царевна, крон-принцесса, принцессы, статс и гоф-дамы в разных костюмах, потом все придворные и государственные чины, иностранные послы, офицеры, доктора, секретари, дьяки и многие другие… Все были в разных костюмах, как-то: в китайских, венецких, скороходских, арцибискупских, турецких, американских, рыцарских, докторских красных, матросских, венгерских, польских, норвежских, калмыцких, китоловов, шкиперских, армянских, японских, прусских почтальонов, егерских, никонских, тунгусских, тиремарских, гондулярских, македонских, бернардинских и т. п. Некоторые
— Что там за чертовщина? — закричал он, разбрасывая подушки.
— Ничего, Володя, право, ничего, спи спокойно, это так в ушах звенит.
Но увещания Варвары Сергеевны были напрасны, Володя уже выскочил из саней и помирал со смеху, глядя на личины. В то же время перед очами публики, стеснившейся в исходе перспективы, тогда в виде аллеи доходившей до адмиралтейской дороги, медленно передвигались сани или линей поезжан также в маскарадных платьях. Государь был одет матросом и, вероятно из любопытства, ехал стоя. Возле саней верхом ехал Антон Самойлович Дивиер, генерал-полицмейстер, со многими нижними полицейскими чинами и казаками.
— Вот и государь, — сказал новый знакомец Ландышевой.
— Где, где? На лошади?
— Нет, на санях, что стоит и народу кланяется.
Варвара Сергеевна, схватив за руку Володю, упала наземь. Государь тотчас приметил это и сказал Дивиеру:
— Поди, Антон, скажи там приезжим, чтобы указу держались. Когда я их отучу от холопства!
Дивиер протеснился с казаками и приветствовал Варвару Сергеевну весьма грубо:
— Эй, ты, баба! Чего ты в снег повалилась? Государь приказал, чтобы народ ради его в грязи не валялся!Вставай!
— Ну, времечко! — сказала Варвара Сергеевна. — На все про все неволя. И государю нельзя поклониться. Да где же ему и кланяться, коли не на улице!
— Исполняй его волю, — сказал Дивиер, — самый лучший поклон, а ты наземь повалилась, а в душонке-то что.
— Да что, ты разве пророк? — оторопев, сказала Варвара Сергеевна.
— Все вы на одну стать, а кто ты, по одежде да по дворне узнал. Здравствуй, Алексей Степаныч, — продолжал Дивиер, обратись к новому знакомцу Ландышевой. — Почему это ваше высокородие не в поезде?
— Не было наряду, ваше высокопревосходительство. Видно, государь забыл.
— Так пожалуй, ваше высокородие, ко второму часу в Апраксинские палаты к обеденному столу. А то мне государь голову за тебя намоет.
— Да я не так-то здоров.
— И хорошо! У меня прете кет будет, почему ты не в явке. Прощай, ваше высокородие.
— Вашему высокопревосходительству всякого веселия.
Этот короткий разговор Дивиера с Алексеем Степановичем привел в новое недоумение и замешательство Варвару Сергеевну. Как же она так оплошала и не узнала, что этот человек такой высокой ранги и, по всему заключая, приближенный к государю. Да еще его и на козлы с кучером сажала! Непростительно! И обычным потоком полились извинения.