Старые истории
Шрифт:
— Будь другом, не забудь.
— Когда это я забывал?
И родился подарок от донского «неказака».
Такова жизнь…
Надо помнить, что эти свои воспоминания Шаляпин писал уже там, за кордоном. Постфактум. К его настроению примешивалась и горечь от того, что покинул родину, и понимание невозвратности своего поступка. Здесь и досада, и желчь, и обида. На кого вот только?
Понять состояние людей, покинувших родину, можно. Говорят, понять — значит простить. Да только в прощении они нашем не нуждаются, раз сами обрекли себя на такую судьбу.
Я
Я много расспрашивал его о жизни в эмиграции. И, надо сказать, по его словам, не много находилось таких легких натур, которых можно было бы назвать «гражданин мира». То есть людей, которым все равно где жить, в каком государстве. Обычно русскому человеку эмиграция невыносима, она ему противопоказана. Это один из секретов той самой загадочной «славянской души».
С Демьяном Бедным я познакомился незадолго перед теми событиями, о которых здесь рассказываю.
На съезде я впервые увидел Владимира Ильича Ленина и был представлен ему.
— А вы знакомы с Демьяном Бедным? — спросил он меня в разговоре. — Нет? Познакомьтесь обязательно, это наш поэт.
Конечно, имя поэта было мне хорошо известно. Его популярность в Красной Армии была грандиозной, ни с чем не сравнимой. Стихи его знали наизусть, его песни пели во время долгих, изматывающих походов и в короткие часы отдыха. Творчество Демьяна Бедного было настолько созвучно эпохе, что разделить их абсолютно невозможно, да и не нужно. Демьян Бедный был поэтом своего времени. Его стихи — напоминание о тех славных и суровых днях.
Затащил нас с Климентом Ефремовичем к Демьяну Бедному известный в те годы журналист Сосновский. То ли ему хотелось таким знакомством пощеголять, то ли нам приятное сделать.
А мы и рады стараться: отказаться от знакомства с Демьяном Бедным? Никогда!
Приехали в гости и застали очень приятное общество — Михаил Иванович Калинин, Феликс Эдмундович Дзержинский.
С Калининым мы хорошо были знакомы — он несколько раз приезжал к нам в Конную армию.
Увидев нас, Михаил Иванович немедленно принялся рассказывать, как его мои конармейцы чуть в расход не пустили, по меховой шубе (дело было зимой) определив его немедленно в разряд буржуев.
— Ну и перепугались мы с Григорием Ивановичем Петровским. Едем в лучшую часть Красной Армии, хотим познакомиться с бойцами и командирами, от имени республики напутствовать их на дальнейшие классовые битвы, а нас за грудки хватают и чуть ли не к стенке. Еле уговорили до штаба армии довезти, а не порешить в один момент.
— Конечно, — отшутился я, — в медвежьи шкуры закутались, а сами из-под них убеждают — один говорит: я Председатель ВЦИК государства, другой: я Председатель ВЦИК Украины!
— У нас еще и шапки меховые были. Хорошие! Мороз-то
— Да, по одежке еще долго классовую принадлежность определять будут, — грустно улыбнулся Дзержинский. — Владимир Ильич как-то на собрании присутствовал, где чистка проводилась. Там одному коммунисту недоверие какой-то рьяный выражал. Дескать, не наш он человек: и одежда у него приличная, отутюженная, и обувь он чистит постоянно, бреется… «И каждый день умывается, — закончил за него Владимир Ильич. — Садитесь, товарищ!»
— Я в другой раз приехал в Первую Конную — вручать армии знамя ВЦИК, — ударился в воспоминания Михаил Иванович. — Вручил знамя Семену Михайловичу, выступил с речью. Потом, как водится, пошли вопросы-ответы. Кто-то и кричит: «Посмотрите на нас, товарищ Калинин! Мы голые-босые, одежда на нас кое-какая. А на вас пиджачок приличный, ботиночки целые, где же равенство?»
— И что же вы ему ответили, интересно? — спрашивает Демьян Бедный.
— Что ответил? Ответил так: «Я Председатель ВЦИК, глава государства. Скажите, вам было бы приятно, если бы глава нашей революционной республики, который представляет перед другими странами лицо страны, ходил в драных портках, латаный-перелатаный, нечесаный-немытый?» «Нет! — кричат. — Позор и срам!» И спросившего локтями чуть до лазарета не затолкали.
Все посмеялись. Мы с Климентом Ефремовичем подтвердили полную достоверность калининских слов. Потом поговорили о том о сем, Демьян Бедный дотошно пытал меня о всех мелочах боевой жизни Конармии и все повторял:
— Я непременно побываю у вас, в Первой Конной!
— Милости просим, — отвечал я, — к нам кроме Михаила Ивановича и Петровского приезжали и Луначарский и Семашко. И старый питерский коммунист Евдокимов — они шефы Петроградской конной дивизии. Наведайтесь к нам — не бойтесь, — смеюсь. — У бойцов сознательности сильно прибавилось, не тронут.
В общем, проговорив тогда с Демьяном Бедным весь вечер, мы остались довольны друг другом.
Эта встреча положила начало дружбе. С тех пор, приезжая в Москву, я всегда его навещал. Было о чем поговорить, что порассказать: оба мы жили насыщенной и беспокойной жизнью.
— Я помню свое обещание и непременно к вам приеду, — напоминал мне Демьян.
— Приезжай, обязательно приезжай, — звал я его. — Ты найдешь настоящих друзей — тебя ведь все у нас знают. Да и интересного столько увидишь — на всю жизнь хватит. Приезжай!
И Демьян поехал. Путь предстоял неблизкий — бои с белополяками шли тогда недалеко от города Ровно. А надо заметить, что уже одно путешествие по железной дороге в то время надо приравнять к подвигу. Меньше всего оно походило на увеселительную прогулку, а скорее, на сражение каких-то странных армий, где каждый воин — только за себя. Идущие без всякого расписания поезда надо было оккупировать, преодолевая сильное сопротивление противника, вторгнуться в его ряды и потом яростно отстаивать свое место под солнцем. Но предварительно еще нужно было отгадать, в каком направлении двигается избранный тобою состав и куда он тебя завезет.