Старый год
Шрифт:
Впереди на асфальте, на большой площадке перед плавательным бассейном, лежало нечто разноцветное, словно клумба, какие устраивают в престижных парках, выращивая на них узор из множества цветов: незабудки изображают небо, тюльпаны – крышу дома, а ромашки – его стены.
Когда я подошел поближе, то увидел, что клумба – в самом деле громадный ковер, вернее, рваные куски ткани, прошлой формы которых я угадать не мог. Ясно было лишь то, что когда-то ткань была полосатой – полосы были желтыми и фиолетовыми.
От этих кусков тянулись веревки, длинные
И как только я увидел корзину, то понял, что вижу остатки воздушного шара.
Необычная находка. Я подошел поближе, и тут из корзины показались пальцы, схватились за ее край, затем с трудом поднялся по пояс человек и спросил меня:
– Что фы тутт телаете? – Очевидно, этот человек и был финном Койвисто. О том же говорило и лицо незнакомца, изрезанное глубокими морщинами и окаймленное темно-рыжей шкиперской бородкой.
– А вы? – спросил я.
– Я охраняю воздушный транспорт, – сообщил человек. – Мое имя Арно Койвисто. Я из Хельсинки и совершал перелет через Петербург в Москву. К сожалению, я потерпел крушение и стал инвалид. У меня нет ног!
Он перевалился животом через край корзины, и я в самом деле убедился в том, что у Арно отрезаны ступни ног и культи замотаны тряпками, словно на ногах у него серые штаны.
Арно встал, держась за край корзины. Видимо, раньше он был очень высок – по крайней мере даже без ступней он не уступал мне ростом.
– Вы не спешите, – сказал он. – Мне скучно.
Он говорил по-русски вполне сносно, но с акцентом. И, конечно же, он мне был крайне интересен, ибо относился к числу тайн этого мира. Зачем он летел, чего ему было надо?
– Я не спешу.
– Вы здесь новый. Вы не бандит, не такой, как они. Может, вы пленник?
– Я чужой, – согласился я. – А вы здесь давно?
– Я не уверен, – сказал воздухоплаватель. – Но я жду помощь из моего города. Меня будут искать. Я гарантирую.
– Вы живете в Хельсинки?
– Раньше я жил в Петербурге, но затем я жил в Хельсинки, – сказал Арно. – Там человек живет культурно.
– Вы хотите сказать, что там – иная жизнь, чем здесь?
– Здесь – дикий край Земли. Здесь жить нельзя. Только сумасшедшие путешественники вроде меня могут сюда направиться. Но человек всегда имеет в душе стремление открывать новую землю. Я погибаю, потом летит другой.
– Вы видели... Вы видели сверху всю Россию?
– Я видел очень много. Есть разные страны и города и много чудесных и страшных людей. У меня есть журнал. Это – великий документ. Я жду человека, который отвезет его. Тогда меня найдут. У меня есть смысл жизни. Вы понимаете, мой журнал – это смысл жизни. Его должны видеть мои коллеги. Это есть путеводитель. Я сам кончился, у меня нет надежды, но если мой журнал придет домой, то я умру спокойно или буду ждать. Я могу долго ждать. Вы не собираетесь в Петербург?
– Я хотел вернуться к себе.
– Куда?
Я неопределенно показал пальцем вверх и в сторону.
– На ту,
– Вы проникли к нам? Здесь тоже есть проход?
– Вы знаете о других? – спросил я.
– О, на Земле есть не одно отверстие, но ты не можешь проникнуть сквозь них. По разным причинам. Природа не хочет нашего движения. Но я уверен, что в Петербурге есть... Петербург – такой славный цивилизованный город. Там наверняка что-то есть. Но вы будете возвращаться к себе?
– Я постараюсь, – сказал я.
– Тут есть одна молодая женщина, ее называют императрицей Люси. Вы знаете ее?
– Я с ней знаком.
– Она тоже оттуда. Она хочет вернуться, но боится, что ее кровь уже не позволит.
– Это так? – спросил я.
– Полагаю, что так, – сказал Арно. – Так учат. Так все думают. Так логично. А вы давно здесь?
– Меньше суток.
– Сутки? Это немного. Вы можете не спешить.
– Лучше спешить, – сказал я. – Здесь ни в чем нельзя быть уверенным.
– Это правда. Вы знаете, что мой шар сбили? Да – как будто враждебный корабль. Я не знаю кто, но это так. Вы не поедете в Петербург?
Следом за мной шли Егор и Люся. Люся вела Егора за руку.
– Вы не скучали? – спросила Люся. Вопрос относился ко мне. Воздухоплавателю Люся кивнула, как кивают соседу по дому, которого ты нынче уже видел раз двадцать.
– Нет, я глазел по сторонам, – сказал я. – Здесь есть на что смотреть.
– Это только в первый день, – сказала Люся.
Она выглядела обыкновенно, говорила ровно, и я вдруг испугался, что она уже настолько глубоко заражена болезнью безвременья, что даже разговор с Егором не расстроил ее. Зато на Егоре все было написано: он был не в расстройстве – он был в глубоком горе, и Арно заметил это.
– Это тоже ваш друг? – спросил он Люсю.
– Я его ждала, – сказала Люся. – Я его люблю.
– Почему он такой печальный? – спросил финн.
– Он приехал за мной, – сказала Люся.
Финн наморщил и без того морщинистый лоб. Он медленно думал. Мы молчали. Он думал, наверное, минуту. В кино – это долгое время. Затем он произнес:
– Ты не можешь вернуться.
Люся кивнула.
– А он не хочет возвращаться без тебя. – Финн глубоко вздохнул, решив такую сложную задачу. Люся снова кивнула, а финн неожиданно задал вопрос: – Почему ты не вернулась раньше?
– Я старалась, – ответила Люся.
Егор слушал, как и я, – это было для нас новостью.
– Я достала велосипед и поехала к Музыкальному детскому театру.
– Такк, – сказал Арно, который, видно, не понял, почему надо ездить к театру.
– Там и есть наше окно, щель.
– Такк. – Арно кивнул. Ему было все ясно.
– Я нашла женщину, и с ней больной юноша, в коляске. Только они и могут сказать, когда это будет.
– Знаю, – сказал Арно. – Я слышал. Это есть специальные люди. Они очень ценные люди. Но окно совсем редкое. У нас теперь нет. Но дальше, где-то в Таллине, было. Там есть все это.