Старый год
Шрифт:
Он что-то сказал, Пронькин попытался побежать в сторону, но так как перед этим двигался вперед, то лишь пошатнулся, а человек в куртке несколько раз выстрелил в него.
Пронькин упал.
Человек подошел к Пронькину и выстрелил ему в голову. Пронькин дернулся. Я почему-то подумал, что до выстрела в голову Пронькин был жив, только притворился мертвым, надеясь, что убийца уйдет. Но убийца не ушел.
Человек в очках поднял валявшийся на бурой траве «дипломат» и кинулся к своей машине – черной иностранной акуле, марки которой я не знал.
Там был еще один человек – водитель.
Убийца сел в
Машина задом выехала со двора.
Так кончилось мое участие в криминальной разборке.
На балконе в соседнем подъезде появился мужик в халате. Он внимательно разглядывал Пронькина, лежавшего головой в луже. Где-то близко закричала женщина – так громко, что звук голоса пронзил закрытое окно и вызвал у меня укол зубной боли. Теперь они вызовут милицию. У меня есть минута. Вряд ли больше. Я вновь кинулся к сейфу, выхватил оттуда бумаги – их было немного. Не глядя, рассовал их по карманам куртки, застегнул ее уже на пути к двери.
Мне некогда было думать о таких обязательных штуках, как отпечатки пальцев. Я очень надеялся на то, что внимание зрителей приковано к телу Пронькина, убитого во дворе, им некогда смотреть на тех, кто выходит из подъезда.
К сожалению, я был без кепки – не люблю, когда у меня что-то на голове. Так что понадеявшись на свое везение, я вышел из подъезда.
За две минуты, которые я потратил на грабеж сейфа и бегство из квартиры, по крайней мере полдюжины человек успели спуститься, сбежаться, сойтись к трупу. Они оживленно жестикулировали, какая-то женщина сидела на корточках и щупала пульс у убитого Пронькина. Мне надо было уйти так, чтобы не вызвать подозрений. Поэтому я направился к группе людей вокруг трупа и оказался одним из тех, кто туда стекался. Я даже не стал заглядывать через головы зрителей на Пронькина, а сделал вид, что уже насладился зрелищем, и пошел прочь со двора. Никто не смотрел мне вслед.
Когда я вернулся в лабораторию и принялся рассказывать Калерии и Сане Добряку о приключениях, пережитых мной, никто не упал в обморок и не завопил, что теперь не будет спать ночь. Мне просто не поверили. Тогда я потребовал, чтобы Калерия звонила в милицию, потому что я могу описать убийцу Пронькина и – больше того – я свидетель тому, как Пронькин убил слесаря по прозвищу Гаврила.
Вот тут они мне поверили, и Калерия стала нажимать кнопки на своей телефонной книжке, стараясь сообразить, как нам выполнить мой гражданский долг, но не попасть в подозреваемые, не объяснять недоверчивым милиционерам, что я попал в квартиру певца Вени по службе и что вообще бывает такая научно-исследовательская служба, в ходе которой ты лазаешь в пустые квартиры.
В конце концов Калерия ушла в дирекцию, а пока ее не было, примчался Яков Савельевич по прозвищу Воробышек, один из наших медиков, он все делал на лету, такой он был легкий и воздушный.
При виде рецептов, бумаг и медицинских карт, вытащенных мною из сейфа и домашней аптечки, он взлетел над нашей комнатой, покружил в воздухе и, улетая, сообщил, что подробно все расскажет Калерии, когда она найдет для него время, но для моего необразованного сведения он сообщает, что господин Малкин Вениамин Ильич, к сожалению, страдает не только наркоманией, но и самым
Яков Савельевич упорхнул к себе совершать открытия, а мы с Добряком сильно задумались.
Вернулась Калерия. Еще от двери она объявила, что сейчас приедет Миша. Мы ее не услышали – нам не терпелось сообщить ей, какой диагноз поставил знаменитому Вене Малкину наш Яша Воробышек.
Не надо обвинять меня в бессердечности и тупости. Да, я только что был свидетелем смерти двух человек, я видел их трупы. Мне не приходится видеть трупы или насильственные смерти дважды на дню. Даже в нашем больном обществе это бывает не так уж и часто. Больше того, я признаюсь, что боюсь мертвецов, мне и смотреть на них страшно.
Но все, что произошло со мной в квартире Малкина, было кадрами из американского боевика или в крайнем случае из нашего крутого фильма. Ко мне лично это не имело никакого отношения. Это было скорее экзотично, чем страшно. Кроме того, даже в момент стрельбы и смерти мои мысли были заняты другим – как бы меня не обнаружили под роялем, как бы мне успеть заглянуть в открытый сейф и так далее.
Так что можно понять, почему мы с Саней так набросились на Калерию.
– В этом есть связь! – бубнил Добряк. – Ее надо нащупать.
– И нащупывать не надо, – вторил я. – Все ясно.
– Значит, так, – сказала Калерия. – Ты, Гарик, хочешь сказать, что если в том мире время стоит на месте, то там нет и болезней. Но это еще не доказано. Нам надо поговорить на эту тему с Егором.
– Вряд ли он нам скажет что-нибудь еще. Он все рассказал.
– Ну, продолжай, раз ты такой умный.
– Допустим, – сказал я, – что есть некий человек Веня Малкин. По какой-то причине он связан с тем миром – мы же допускаем, что такая связь может существовать...
– Если что-то существует, то это можно использовать в своих интересах, о чем свидетельствует вся история человечества, – сказал Добряк, которому очень хотелось принять участие в научной дискуссии.
– Допустим, – продолжил я, – этот Малкин – их посланец или их агент в нашем мире. У него есть с ними соглашение – он добывает им Люсю Тихонову, а его за это берут в тот мир, где он отсиживается, ожидая, пока на нашей Земле придумают средство от СПИДа.
– Очень уж литературное построение, – сказала Калерия. – Не исключено, что пропавший Малкин уже сидит в Америке, где его лечат в какой-нибудь дорогой клинике.
– А Люся пирует на даче у своего любовника, – продолжил я таким тоном, чтобы всем стало ясно: от своей версии я не откажусь.
– И зачем тогда убивать? – спросил Добряк, которому моя версия нравилась куда больше, чем банальный отъезд в Штаты.
– Я хотела сказать, что Малкин куда-то уехал, без всякой фантастики, – пояснила Калерия.
– Сейчас еще скажете, что и того мира не существует, – совсем обиделся Добряк.
– Пока не скажу. И не перебивай меня. Итак, Малкин уехал в Америку, но оставил в сейфе какие-то деньги и драгоценности. Пронькин, директор его группы, знал об этом и решил воспользоваться деньгами, полагая, что хозяин уже не вернется.