Старый год
Шрифт:
– И все же у нас нет доказательств, что она именно там, в том мире. Ее могут прятать и здесь. У Малкина и его друга Барби много интересов в нашей действительности.
Мы вышли из метро у Нового цирка, где неподалеку жили Егор и Люся. Дождя не было, но дул пронизывающий ветер, которому удобно было разгуливать, размахивать ручищами на этой гигантской площади над Москвой-рекой. Далеко впереди махал сабелькой коммунистический октябренок Бумбараш. А может, это был Мальчиш-Хорошиш?
Для спектакля было рано, мы специально выбрали
– Мы по миру пойдем и станем посмешищем. Другое дело Ахметов. Ахметов предлагает реальные деньги, а нужно ему всего две комнаты...
– Нет, – ответил интеллигентный голос бывшего актера на ролях профессоров и дружественных коммунистам академиков прошлого. – Ахметову – решительное «нет».
– За этим скрывается подозрительная настойчивость! – прогудела дама и вылетела в коридор.
Это было крупное, гренадерского вида создание, выросшее из юбки и пиджачка. Она была вся надута – что подчеркивалось нелепой одеждой.
– А это еще что такое? Почему посторонние в театре? – зарычала дама при виде нас.
– Не бойтесь. – Я улыбнулся ей самой обворожительной улыбкой, специально отработанной для пожилых дам, находящихся при малой власти. – Мы комиссия из Института физики для проверки акустики помещений. Помните, вам звонили в четверг?
– Мне никто не звонил в четверг! – рявкнула дама, но подобрее. – Мало ли кому здесь звонят в четверг? Вам какие помещения нужны? Где ваша аппаратура?
– Аппаратура будет. Сначала нам следует визуально ознакомиться со сценой и кулисами. Ну, вы понимаете?
– Я ни черта не понимаю! – ответила дама. – Я работаю в театральном искусстве уже тридцать с гаком лет, но еще никогда не видела такого хамского, бессовестного отношения к искусству! Он готов распродать театр оптом и в розницу. Ну нет! Коллектив этого не позволит.
Мы шли рядом. Я не знал расположения комнат, так что не спешил расставаться с дамой, надеясь вытянуть у нее нужную информацию.
– Трудно с деньгами? – спросил я сочувственно.
Егор покорно плелся сзади.
– Не то слово! Буквально не то слово. Приходится сокращать нужных людей.
– Вплоть до сторожей! – поддержал я.
– Со сторожами пока держимся, – сказала дама.
– А у меня здесь знакомый работал. Он ушел из университета и к вам устроился.
– Кем же он был в университете? – спросила дама.
– Студентом, конечно. Студентом-философом.
– Аркадий! – угадала дама. – Такой волосатый, философ. Уволился. Вчера или позавчера. А я, знаете, рада. Ненадежный человек. Были сигналы, что он водит сюда девиц и вообще здесь бывают люди!
– Но он же ночной сторож! – удивился я. – От кого могли поступать сигналы?
– У нас несколько сторожей,
– Ничего, – сказал Егор раньше, чем я успел его остановить, почувствовав, что сейчас он скажет что-нибудь лишнее. – В концлагере тоже бились за место на верхних нарах.
– Цинизм и спекуляция на прошлом, – сказала дама. – Вот такие, как вы и Аркадий, продали нашу родину.
Я не стал выяснять, кому Егор продал нашу родину, и быстро сказал:
– А у нас в институте сторожа требуются. Мне как раз сегодня наш кадровик говорил. Вы не дадите нам координаты Аркадия?
– По-моему, вы совершенно сошли с ума, – сказала дама. – Почему я, администратор театра, должна помнить адреса бездельников? Обратитесь в отдел кадров. Вот именно! И вообще пришла пора показать документы!
– С удовольствием, – сказал я и вытащил институтское удостоверение. На нем значилось «Институт экспертизы». Попробуй докажи, что в Институте экспертизы не интересуются акустикой.
– Вам дальше по коридору, а потом там будет лестница направо, – сказала дама, с сожалением возвращая мне удостоверение. Она предпочла бы, чтобы я был самозванцем, и тогда она смогла бы отыграться на мне за все неудачно прожитые годы.
Дама удалилась, а Егор сказал:
– Плохо дело. Аркадий ваш, оказывается, и был человек, которого мы искали.
– Может быть, – согласился я.
– А если Тамара провела ночь в его объятиях, – Егору Тамара не нравилась, уж очень откровенно она его игнорировала, – она все ему разболтала. Так что – прости и прощай...
Егор был мрачен. И я понимал его. Ему хотелось выговориться, высказать свои обиды на нас, и я ему не мешал. Мы поднимались по лесенке, и его голос догонял меня:
– Как же можно было посылать сюда глупую телку? – Это был риторический вопрос. – К тому же нимфоманку.
– Пожалуй, ты преувеличиваешь.
Мы вошли в мир закулисья, сам по себе волшебный.
– Я не преувеличиваю. Вы поймите – я же вам рассказал страшную тайну! А вы ничего не поняли. Вы думаете, что это еще одна история про шестиногого теленка. Тут завязаны жизни многих людей. Люськина жизнь, наконец. А вы устами вашей Тамарки излагаете все черт знает кому!
– Мы зайдем в кадры, возьмем его адрес и поговорим. Сегодня же. И ты убедишься, что он уже обо всем забыл.
Ничего из этого не вышло. Мы ничего не отыскали за кулисами, потом прошли в кадры, где сидела молоденькая серьезненькая крольчиха в очках. Мы сказали, что администратор (и тут я ее изобразил – крольчишка чуть не померла со смеху), администраторша сказала, что мы можем взять адрес Аркадия.