Старый год

Булычев Кир

Как пришел домой, я сразу позвонил Тамаре. Никто не отвечал. За вечер я звонил еще несколько раз. Безрезультатно. Потом телефон был занят, я было обрадовался, но сообразил, что звоню не я один.

В одиннадцать мне позвонила Калерия:

– Ее нет.

– Знаю.

– Надо будет утром с ней серьезно поговорить, – сказала Калерия. – Что за манера такая – не являться домой допоздна!

Калерия себя успокаивала.

– Может, мне поехать туда?

– Поговорить с ночным сторожем?

–

Сам не знаю.

– Иди спать.

– А вы?

– Я тоже буду спать... а может, позвоню Мише. Да, сейчас я позвоню Мише, посоветуюсь с ним, а если все в порядке, то пойду спать.

– Пожалуйста, позвоните мне, – попросил я. – Мне неудобно в такое время поднимать вашу семью.

– Моя семья пока спать не собирается.

Прошел еще час.

Калерия позвонила мне сама.

– Конечно, это глупо, но меня мучают предчувствия. Я звонила Мише. Он проверил по сводкам – существа, подобного нашей Тамаре, в больницы или морги не поступало.

– Это еще ничего не значит, – сказал я неуверенно, чтобы успокоить женщину.

– Я за тобой заеду? – спросила Калерия.

– Я буду ждать внизу, – сказал я.

Было больше одиннадцати. Погода совсем испортилась. Темнота была какая-то осенняя. Фонари в моем переулке взяли, видно, перерыв до утра, машина Калерии медленно приближалась по переулку, светя себе фарами, как человек с фонариком в дремучем лесу.

– Садись сзади, – сказала Калерия.

Там уже сидел дядя Миша.

Он устал и был зол. Он хотел спать, а не разыскивать неразумных девушек.

Но власть Калерии над ним, как и над рядом других людей, была столь велика, что Миша делал вид, будто он всегда по ночам разыскивает чужих сотрудниц.

– Я попросила Мишу, – сказала Калерия, выводя машину на более или менее освещенную улицу, – потому что нас с тобой могут не пустить в театр. А мы должны вести себя деликатно.

Самый деликатный способ – взять с собой полковника милиции, хотел сказать я. Но, естественно, не сказал. Мне в институте еще работать и работать.

– Я представляю, где она находится, – сказала Калерия. – За сценой, среди декораций.

– Разумеется, – сдержанно согласился полковник.

– Но с ней что-то могло случиться.

– Могло, – сказал полковник и потом, чтобы поддержать беседу, спросил: – И давно она в театре?

– Днем поехала.

– И что же она там искала?

– Мы точно не знаем.

– А она знала?

– И она не знала! – сказала Калерия.

Она не издевалась над полковником, и тот, видно, понимал это, но не удержался и фыркнул – отчего я понял, что все-таки у Миши есть чувство юмора.

Конечно, в театре был ночной сторож. Конечно, этот сторож крепко спал и, когда полковник дозвонился до него,

вышел встрепанный и безумный, как пушкинский мельник. Миша показал ему свои документы и объяснил, разумная душа, что проводится рейд на наличие в нежилых помещениях бомжей и непрописанных вьетнамцев.

Сторож раздвинул космы, скрывающие его физиономию, как у кавказской овчарки, и обнаружил под ними вполне юное лицо.

– За время дежурства, – обратился к нему Миша, – что делали в театре посторонние люди?

– Это кто же посторонние? – спросил сторож лживым голосом.

Полковник сразу сделал стойку.

– А кто был? – спросил полковник. – А вот это мы и проверим. – Миша повернулся к нам: – Шума не поднимать, не разговаривать. Мы находимся на спецоперации.

– Свет зажигать? – спросил сторож.

На стороже была курточка и джинсы, но во время разговора с нами он извлек откуда-то зеленую форменную фуражку со звездочкой и напялил ее.

– Свет будем зажигать по мере продвижения, – сказал полковник. – Сегодня спектакль был?

– Только утренний, – сказал сторож. – Эпидемия гриппа, понимаете, три исполнителя простудились.

– Когда разошлись актеры и техсостав?

– Ну, в три часа уже никого не было. Нет, Катя Смирнова оставалась еще... Звонила насчет аренды.

– Кто такая?

– Наш администратор.

– Что было потом?

– Потом я заступил.

– И кого увидели?

– Да никого я не видал!

– А что делали?

– Что всегда. Почитал Канта, потом конспектировал Платона. Потом спать лег.

– Про Канта это вы всем проверяющим говорите? – спросил Миша.

Ответ сторожа ему не понравился, может, потому, что он давно не брал в руки Канта и оттого сердился на тех, кто находит время на философию.

– Готовишься в университет? – спросил милиционер.

– Уже выгнали, – ответил сторож.

Сторож мне нравился. Он был человеком независимым.

– Ну пошли, – сказал Миша.

– Куда?

– Гримерные заперты?

– Гримерные заперты, административные помещения заперты – можете проверить: все ключи на доске.

Миша проверил, все ли ключи на месте. Оказалось, что все. Впрочем, это ничего не доказывало.

– Пошли за кулисы, – распорядился Миша.

– А там-то что искать? – спросил сторож.

– Бомжей, – сказал милиционер.

– И охота вам была... – Но сторож уже шел с нами по коридорчику вдоль основного зрительного зала, потом мы прошли узким коридорчиком на сцену.

– Свет! – приказал Миша.

Сторож включил рубильник.

Высоко, под самой крышей, зажглись яркие лампы, но свет их еле достигал пола. За кулисами было гулко, пусто и пыльно. Тянуло холодом.