Старый год

Булычев Кир

– Почему вам не уйти?

– Мы боимся уйти с площади, от набережной, мы боимся даже пойти в центр города. Мы не знаем, кто там правит. Мы держимся за видимость государства, то есть права жить.

– И меня выследили и выторговали у этого Вени. Я никогда не думала, что он опустился до того, чтобы торговать девочками.

– А у него нет выхода, ты же знаешь.

– Вы про болезнь?

– У него в самом деле неизлечимая болезнь. Ему некуда деваться. Он был готов на все.

– Неужели он не вычислил, что останется здесь навечно? Даже если его болезнь лечить двумя уколами.

Ему нельзя будет вернуться.

– Он надеялся. Ведь и ты надеешься, что сможешь вернуться?

– Да, надеюсь, – сказала Люся. – Где мне найти Соню?

– Этого никто не знает, – ответил доктор. – Иногда она приходит сюда, иногда она уходит на Воробьевы горы. Она бродит в нашем районе, она непредсказуема.

– Это неправда! Ведь Кюхельбекер знает.

– У Кюхельбекера есть возможность ее найти.

– К нему я не пойду, – сказала Люся. – Он не скажет.

– Почему?

– Он очень злой. Внутри он злой.

– Он хочет стать императором, – сказал доктор. – Я так думаю...

– Если бы вам, Леонид Моисеевич, захотелось найти Соню, где бы вы ее искали?

– Не знаю, честное слово, не знаю. Но, наверное, искал бы ее в районе метро «Университетская» и Нового цирка.

– Тогда у меня к вам просьба, – сказала Люся, – пожалуйста, будьте так любезны... Спросите у Кюхельбекера.

Доктор обещал помочь, но не знал, удастся или нет.

Люся еще долго сидела у него. Все равно делать пока нечего – она спрашивала о ветеранах, которые нападали на Егора, и доктор объяснил ей, что это и в самом деле люди, которых тянет к объединению, к порядку и которые в той жизни привыкли быть в партии, последние попали сюда в начале девяностых. Они ненавидят императора, и если бы остальные не боялись их прихода к власти, то дали бы убить императора, и Кюхлю, и Леонида Моисеевича. Но их меньшинство, и они не всесильны...

– Ты знаешь о фундаменталистах? – спросил доктор.

– Это у нас в Средней Азии, они хотят на всех женщин паранджу надеть и чтобы были гаремы.

– Приблизительно. Но главное, они хотят, чтобы миром правила их религия. Там очень интересная публика подобралась... Они хотят прервать все связи с вашим миром, они боятся, что ты или Веня – это зараза, которую император нарочно ввозит сюда, чтобы погубить наш мир, который, по их мнению, создан как полигон для будущего чистого, организованного мира. Они верят, что в конце концов они будут править здесь, раз уж не удалось там, у вас. Ты меня понимаешь?

– Я понимаю, – сказала Люся, – что даже в самом глубоком подвале мы сразу начинаем гражданскую войну... А они, эти фундаменталисты, они прячутся? Их нельзя найти?

– А зачем их находить?

– Вас мало. Я думаю, что императору не нужны враги.

Доктор улыбнулся.

– Ты умница, – сказал он. – С тобой приятно разговаривать. Твой мозг, как необработанный, но чистый камень, отражает связи окружающего мира. Может, потому, что ты остаешься здесь зрительницей. Нас так мало, и всем страшно... Я думаю, что между императором и ветеранами достигнут статус-кво. Только не убеждай меня, что ты знаешь перевод этого выражения.

– Я не знаю, – сказала Люся, – но догадаться нетрудно. Это значит договор

или заговор.

– Ты почти права.

– Они меня убьют?

– Они могут убить. А могут и не тронуть. Покушение на тебя состоялось, когда ты была еще никем. Теперь ты императрица и защищена обычаем.

– Разве раньше были императрицы?

– Здесь не принято составлять хроники или вести дневники. Для меня история без времени – черная яма. Для других – тоже. Мы ничего не хотим знать.

– А где я найду Соню Рабинову? – неожиданно спросила Люся.

– Если узнаю – скажу.

– Спасибо.

– Ты куда?

– Я хочу найти Дантеса. Мне нужно заполучить назад мои джинсы и кроссовки. Не ходить же мне вечно в подвенечном платье.

– Это очень красиво.

В дверь кабинета ударили – дверь распахнулась. Там стоял император, крепко подхваченный велосипедистами личной охраны.

– Ты почему от меня скрываешься? – сказал он. – Я же тоскую без тебя.

– Сейчас иду, – сказала Люся.

Она скользнула в узкую щель между его тушей и косяком двери. Император качнулся, стараясь прижать ее, схватить, но она уже стояла за его спиной.

– Я хочу найти Дантеса, – сказала Люся.

– А спать ты не пойдешь? – громко спросил император. – Мне так нравится с тобой спать!

– Обязательно пойду, но мы же только что встали, и теперь моему организму надо оправиться от того, что вы с ним натворили!

Император пожевал губами, соображая, обидели его или сделали комплимент. Наконец он решил обрадоваться.

– Правда, – сказал он, – тебе надо отдохнуть от меня.

– Вы не видели Дантеса? – спросила Люся. – Мне нужно переодеться, и к тому же он обещал выделить мне комнату поблизости от вашей.

– И не мечтай.

– Доктор! – в отчаянии закричала Люся.

Доктор понял и отозвался из глубины медпункта:

– Даме надо иметь свою туалетную комнату. Из соображений гигиены. Даже простолюдины в нашем государстве имеют свои комнаты.

– Ну ладно, ладно, – отмахнулся император. – Дантес на платформе у багажного отделения. Я только что его видел. Там коллекционеры собрались, представляешь, они собирают марки и монеты!

Люсе удалось, подождав, правда, вытащить Дантеса из толпы коллекционеров, и он проводил ее в гардеробную. Потом они долго искали подходящую комнату. Люся капризничала, Дантес сердился, потому что спешил к своим коллегам. Люсе нужна была комната с внутренним засовом. Она нашла ее – это была комната с решительной черной табличкой «Посторонним вход воспрещен». Там даже сохранился письменный стол с запертыми ящиками. Туда Люся утащила ворох тряпок, которые набрала в гардеробной.

Дантесу претила роль носильщика, но Люся ему нравилась. Он боялся, что его заметят придворные, и, быстро скользнув от лестницы в опочивальню, кинул одежду на пол.

– Господин Дантес, – сказала Люся, когда переезд был завершен и Дантес вздохнул с облегчением, что его никто не увидел. – Мне хочется встретиться с Соней Рабиновой.

– Еще чего не хватало! – ответил Дантес.

Он не сообразил, зачем Люсе такая встреча, и накручивал на палец золотистый локон, стараясь привести мысли в порядок.