Старый, но крепкий 4
Шрифт:
— Второй где?
— На сборе ингредиентов. Вернётся вечером. Можете его подождать.
— Я здесь и минуты лишней не пробуду, — отрезал Крайслер.
Он прошёл по лавке, осматривая её с видом человека, оказавшегося в подвале с бомжами. Его пальцы скользили в миллиметре над крышками банок и пробками пузырьков, а губы кривились всё сильнее с каждой минутой. Он не касался ничего напрямую, словно боялся запачкаться. Взгляд его метался по склянкам, котлам и полкам с таким выражением, будто он пытался понять, как мы вообще здесь работаем.
Я следил за ним краем глаза, стараясь не
Но сейчас нужно было держать себя в руках. Не время демонстрировать эмоции.
Закончив обход мастерской, Крайслер повернулся к нам. Его взгляд скользнул по мне и Сталевару так же холодно и безразлично, как до этого по полкам.
— Жалкое подобие мастерской. Грязно. Беспорядочно. Примитивно, — наконец выдал он и демонстративно поморщился.
— Не помню, чтобы меня заботило мнение Крайслера, — спокойно сказал Сталевар. — Проинспектировали? Всего доброго.
Крайслер не ответил. Он развернулся и вышел из лавки так же резко, как вошёл, оставив за собой ощущение холода и напряжения.
Сталевар шумно выдохнул, проводив его взглядом.
— Видишь? Он всегда такой. Появляется раз в год, проверяет нас и уходит. Хотя живёт он в этом же городе и должен появляться чаще, я рад, что он не следует этим правилам. Чем реже вижу его, тем лучше.
Он посмотрел на меня и добавил вполголоса:
— Потому что если бы он приходил чаще, я бы, наверное, его убил.
Я усмехнулся. Сталевар иногда был излишне прямолинеен, но на этот раз я понимал его. Крайслер действительно вызывал желание схватить ближайший котелок и швырнуть ему в голову.
Этой инспекции я ждал уже несколько недель. Теперь можно было приступать к запланированным опытам, не заботясь о том, что меня обнаружат. До следующего визита Крайслера пройдёт минимум год, а значит, у меня достаточно времени для работы.
Я взглянул на стол с ингредиентами и инструментами. В голове уже складывался план: какие смеси попробовать первыми, какие формулы проверить ещё раз. Уже есть кое-какие задумки. Осталось только посетить библиотеку — узнать у госпожи Лань, были ли независимые алхимики во времена господствования в алхимии Крайслеров, и если были — что с ними стало. А потом — действовать.
И вот сижу за столом, окружённый полумраком. Две свечи лениво плывут в тишине, их пламя дрожит, отбрасывая пляшущие тени на груду книг, пергаментов и пустых склянок. В комнате витает запах трав, алхимических реагентов и лёгкий дымок воска. Этот аромат стал для меня привычным, почти родным, но сегодня он казался немного удушающим. Всё из-за неприятных, но неизбежных, говоря по совести, мыслей.
Я листаю старый трактат, его страницы покрыты пятнами от времени и пыли. Мысли вновь возвращаются к тому, насколько несправедлив этот мир.
Человечество давят духовные звери. И вместе с ними людей давят другие люди.
Система гниёт изнутри, а я — лишь маленький винтик в её механизме.
Дом Крайслеров подмял под себя почти всё.
Они держат монополию на знание, во многом благодаря их развитию в алхимической отрасли. Их влияние так велико, что никто не смеет ставить под сомнение исключительное право распоряжаться алхимией. Для них это не просто наука, а инструмент власти — способ держать остальных в подчинении.
Они называют алхимию элитным искусством, доступным лишь избранным, в особенности всё, что касается рынка. Но кто эти избранные? В основном — сами Крайслеры. Богатые, влиятельные, те, кто может позволить себе заплатить за вступление в Дом.
Остальные вынуждены покупать зелье втридорога.
Опять я возвращаюсь к Крайслерам. Не могу не вернуться! Пепельная лихорадка в Вейдаде сильно повлияла на меня и не только из-за мамы. Город не самый чистый и благоприятный, но сколько погибших и отчаявшихся людей осталось в нём… Никто не заслуживает подобного. Уверен, лихорадка была излечима не только руками дорогостоящего лекаря, но и одним флаконом правильно созданного лекарства. Но каковы шансы у горожан исцелиться от подобных болезней, когда инструменты для создания лекарства под замком? Нам запретили экспериментировать с зельеварением, запретили спасать себя. Разрешено только редким избранным, которые покупают это право за золото.
Алхимия и зельеварение должны принадлежать всем. Я должен найти способ сделать их доступными каждому.
Выхожу из своей комнаты, стараясь не шуметь. Пыль под ногами мягко скрипит, когда я иду по извилистым дорожкам, ведущим к библиотеке.
Я не могу выбросить из головы то, что видел и слышал за последние месяцы. Алхимия, как инструмент спасения, стала инструментом подавления. Я должен понять, как другие пытались бороться с этим, и почему они потерпели неудачу. Точнее, что конкретно делали Крайслеры подавляя недовольных?
Библиотека меня встречает запахом пыли и старой бумаги. Высокие полки уходят ввысь. Редкие посетители сидят за столами: читают, скрипят перьями по пергаменту.
Госпожа Лань замечает меня сразу, но не отвлекается от своих дел. Она сидит за своим столом, склонённая над каким-то старым фолиантом. Её волосы уложены в аккуратный узел, а тонкие пальцы ловко перелистывают страницы.
— Госпожа Лань?
— Что ты хочешь?
— Мне нужны книги о независимых алхимиках… О тех, кто работал вне Домов. Такие ведь были?
Её взгляд становится чуть более напряжённым. Она молчит несколько секунд, словно обдумывая мой запрос.
— Это не лучшая тема для изучения.
— Знаю. Но я ничего и не изучаю. Просто интересуюсь.
— Не играйся словами в храме слова, — изящно отмахивается женщина. — Твои мотивы слишком очевидны. Нужно было придумать что-то похитрее, прежде чем спрашивать меня о таком.
Она вздыхает и поднимается со своего места. Жестом зовёт за собой. Её шаги звучат глухо на каменном полу, она ведёт меня к одной из дальних полок, к шкафу, запертому на ключ. Там, в самом углу, стоят несколько книг и свитков, покрытые пылью. Она достаёт один из них и протягивает мне.