Стать бессмертным
Шрифт:
Но радость Евгения Ивановича оказалась недолгой. Илья после второй чашки кофе начал вдруг говорить о таких странных и неправдоподобных вещах, что в пору было покрутить пальцем у виска или добродушно сказать: «Ну, ты, старик, загнул…» А Илья всё говорил, говорил, говорил, словно прорвало его, будто он отсидел червонец в одиночной камере и только что откинулся.
Про бункеры сверхглубокого залегания и тоннели к ним Евгений Иванович, разумеется, знал, поскольку некоторые из них сам проектировал, но то, о чём рассказал Илья, казалось фантастикой. Евгений Иванович давно приучил себя к мысли, что проявления НТР всегда более фантастичны, чем самая смелая советская
— Ты про магнитное поле земли, конечно, слышал, и зачем оно нам с тобой нужно, тоже, наверняка знаешь, — говорил Илья, очищая очередной дефицитный мандарин.
Евгений Иванович утвердительно кивнул.
— А про то, что магнитные полюса раз в сколько-то тысяч лет местами меняются, тоже слышал?
Этого Евгений Иванович не слышал и нигде об этом не читал, поэтому мотнул головой отрицательно.
— Так вот, слушай, это всё правда — был юг, стал север, а потом через десять тысяч лет опять, двадцать пять — север-юг, юг-север… — Илья ловко покрутил на ладони два мандарина. — Но проблема не в этом, а в том, что во время этого перехода, или, как говорят, миграции полюсов, магнитное поле земли существенным образов меняется, другими словами, ослабевает…
При слове «ослабевает» у Евгения Ивановича заныло в коленке. «Чёрт, — подумал он, — этого только не хватало. Уж десять лет, как не беспокоила, а теперь, на тебе…»
— А ты знаешь, что будет, если оно совсем ослабнет? — вкрадчиво спросил Илья.
— Возрастёт уровень солнечной радиации, возможно, до такого уровня, что кое-кому на земле станет не по себе, — ответил Евгений Иванович, чувствуя себя студентом на экзамене.
— Не по себе? Это ты хорошо сказал! — Илья вскочил и засмеялся дурацким смехом. — Если твои слова перевести с культурного на нормальный, то получится, что большинство живых форм, населяющих землю, перестанут быть живыми формами. Предположительно подохнут все, кроме тараканов, глубоководных рыб и ещё нескольких видов рептилий. Чувствуешь в жопе гранату?
— А если пересидеть это время где-нибудь, в бункере, или, например, в убежище? — несмело заметил Евгений Иванович.
— Ты смеёшься, что ли? Это ж не за день и за два пройдёт!
— А, за сколько?
— Точно сложно сказать, — Илья задумался, и Евгению Ивановичу показалось, что тот производит в уме какие-то сложные подсчёты, — ну, лет двести, с перекурами, — наконец, подытожил Илья и сел обратно в кресло.
Евгений Иванович не знал, что ответить, и просто пожал плечами. Наступила неловкая пауза. Илья вдруг помрачнел, поднялся со своего кресла и ушёл на кухню. Евгений Иванович испугался, не обиделся ли он, но Илья скоро вернулся с бутербродами и рассказал бородатый анекдот про то, как во время ядерной войны с СССР у американцев ракеты вдруг закончились, а у нас под развалинами макаронной фабрики осталось ещё несколько.
— …пока у нас бардак, мы непобедимы! — сказал финальную фразу Илья и тихонько засмеялся.
Евгений Иванович дипломатично улыбнулся. Илья привстал и пододвинул своё кресло поближе к дивану.
— Я это к тому, Жень, что ядерная угроза уже перестала быть чем-то таким страшным, — тихо и очень убедительно заговорил он, — к ней привыкли, в неё никто не верит, и никто не боится, о ней уже можно даже и пошутить, да? Самое главное, в неё уже не верят даже любимые руководители. Чуешь, чем пахнет?
— Честно говоря, нет, — ответил Евгений Иванович, потому что он не только не чуял, чем это пахнет,
— Я сначала думал, что это просто кто-то там, — Илья показал отогнутым большим пальцем куда-то назад, — придумал новую страшилку, а наши и рады стараться, поверили. Кто придумал, не знаю, но уж точно парень неглупый — это же огромные деньги, госзаказ, рабочие места и всё такое… Но потом об этом серьёзные ребята говорить начали, изыскания проводить… ты академика Коростелева знаешь? (Евгений Иванович ответил отрицательно) Да и бог с ним. Так вот, получается, что всё это правда и надо со всем этим что-то делать, причём нам и прямо сейчас, потому что наши детям и, тем паче, внукам ничего такого уже нужно не будет — они же временщики… ещё два-три никчёмных поколения, и такие дела вообще некому будет делать. Мы, понимаешь, только мы, и больше никто…
— Почему это именно мы? — удивился Евгений Иванович, — чем-то они хуже?
— А мы войну помним, — сказал Илья, — тех, кто после войны родился испугать чем-то очень сложно. Я-то сам очень долго поверить в это дело до конца не мог. Утром проснусь, бывало, посмотрю в окно, на небо синее-синее, и думаю, чушь это всё собачья, а как спущусь в свою нору, как посмотрю за свои приборы, и опять начинаю верить в него, в этот чёртов апокалипсис…
Илья вскочил со своего кресла и зашагал по комнате.
— Короче, у нас тут есть довольно глубокая шахта, мы называем её «Аверн» — там моя лаборатория находится. Ты думаешь, почему, я так одеваюсь? Да мне здесь, наверху холодно, привык я там жить, понимаешь… Там тепло, думается очень хорошо, ах как там волшебно думается!
— Извини, а что такое Аверн? — спросил Евгений Иванович.
— А, очень просто! Надо было как-то назвать проект, а ничего умного в голову не лезло, одни терранавты с террапроходцами — чушь, короче. Долго мы с ребятами котелки ломали, пока один наш молодой сотрудник в словаре не нашёл: «Facilis descensus Averni», то есть: «Лёгок путь через Аверн» — Авернское озеро в Италии, которое находится в кратере вулкана, считалось преддверием подземного царства Аида. Вот мы и решили назвать проект «Аверн». Как тебе, ничего?
— Немного претенциозно, тебе не кажется?
— В самый раз, старик, в самый раз… Так вот, выбор у нас остаётся небогатый. Либо соорудить подземное царство для всех, либо, — Илья хитро прищурил здоровый глаз, — перебраться на какую-нибудь другую планету, но это только для избранных…
Мало того, что вещи, о которых рассказывал Илья, были, мягко выражаясь, нереальными, говорил он про них крайне сбивчиво и непоследовательно. Перескакивая с места на место, то, забегая далеко вперёд, то, внезапно возвращаясь обратно, Илья ухитрился соорудить у Евгения Ивановича в голове полнейшую кашу из исторических фактов, слухов, смелых инженерных проектов, и своих личных ощущений и переживаний. Евгений Иванович окончательно перестал следить за тем, что говорит Илья, когда за окном стало темно. А он всё говорил, говорил и говорил…
— Деньги, понимаешь, Женя, это же огромные деньги, — говорил Илья, описывая в воздухе руками круги, — нам одним с этим делом не справиться, я тридцать лет строю тоннели и знаю, о чём говорю! А это значит, международное сотрудничество, будь оно неладно… Понял, да? До меня это тоже не сразу дошло. Точно помню, когда, два года назад, весной, ранним утром я проснулся и всё понял — кто-то хочет спасти нас, понимаешь? Не мы сами себя хотим спасти, а кто-то другой, извне. Мы, люди, на такое не способны, мы можем только разрушать…