Стать бессмертным
Шрифт:
В следующий раз «дар» дал о себе знать ровно через неделю. На этот раз свои прелести, сама того не ведая, продемонстрировала Евгению Ивановичу знакомая Нины, Оля Гальперина. Оно было более захватывающе, чем первое, но случилось, так скажем, совершенно не к месту, во время ужина двое надвое. Евгений Иванович был с Ниной, а Оля с долговязым сорокалетним оболтусом в сильных очках и с бородкой клинышком, которого Евгений Иванович окрестил про себя «Тимирязевым». Весь остаток вечера после того, как Евгений Иванович увидал высокий, монументальный, забрызганный маленькими коричневыми родинками Олин бюст, его хозяйка не сводила
«…это же совсем другие отношения получаются, если узнать, что у дамы под платьем. Даже просто увидеть её голой, а уже, если переспать… думаете, дело во власти, в примитивном превосходстве? Ничуть не бывало! Дело в близости. Духовной близости, путь к которой, сударь мой, лежит сквозь близость телесную…» Евгений Иванович прочитал это давным-давно в одной старорежимной книжке, случайно найденной в прабабкином доме на подловке. О чём там шла речь, и кто был автор, он уже не помнил, только эта фраза врезалась ему в память, и теперь, до него дошёл, наконец, смысл прочитанного ещё до войны отрывка…
Вместе с этими приятными и неожиданными странностями с Евгением Ивановичем начали происходить и унизительные возрастные изменения. Нет-нет, его простата не стала размером с теннисный мяч, он не вставал по три раза за ночь, чтобы пописать и ни разу не мочился в штаны, не добежав до туалета. Ничего такого. Просто у него перестало получаться с Ниной. Раз, другой, третий… «Так, ничего страшного, с кем не бывает», — успокаивал он сам себя, но потом, спустя три месяца года со времени первой осечки, он понял, что дело-то гораздо серьёзнее. В том смысле, что дело — дрянь.
Нина делала вид, что ничего не замечает, но долго так продолжаться не могло. Она была молодой женщиной, ей это было нужно, просто необходимо, хотя бы раз в неделю или, там, в месяц… Евгений Иванович всё это прекрасно понимал, только сделать ничего не мог.
— Это у вас, голубчик, возрастное, — сказал ему молодой врач с улыбкой, — чего ж вы хотели на шестом-то десятке?
— Я хотел бы иметь возможность хотя бы раз в неделю спать женщиной, — процедил Евгений Иванович.
Врач только ещё шире улыбнулся в ответ и прописал ему успокоительное.
Срамные видения не отпускали Евгения Ивановича всё лето, наоборот, они стали чаще и циничнее. Один раз в метро, один раз в «Ленинке», два раза в доме отдыха, куда они с Ниной поехали по её профсоюзной путёвке. Видеть молодых, почти всегда красивых женщин без одежды в самых неподходящих местах, имея и при этом, в штанах, по сути, сдутый воздушный шарик, становилось просто невыносимо, тем более что после просмотра некоторые из них оказывали Евгению Ивановичу небольшие, а иногда и весьма даже нескромные знаки внимания.
Евгений Иванович решил, что сходит с ума. Помешательство на почве прогрессирующей импотенции — такой диагноз он придумал себе сам и повторял его про себя при каждом новом «приступе помешательства», а после прибавлял: «бодливой корове бог рогов не даёт».
Осенний семестр начался в тот год с опозданием — первое сентября выпало на воскресенье, а уже третьего, на следующий день после заседания кафедры, Евгений Иванович отправился в филиал в посёлке Сениши. Это была его почётная обязанность, его, собственно, и взяли-то на кафедру, с тем условием, что он будет читать там Сопромат.
Ехать
Мало того, в прошлом семестре он завёл в Сенишах лёгкие шашни с одной преподавательницей прямо на кафедре, и теперь боялся появиться там в своём нынешнем состоянии. Как он признается ей в своём несоответствии? Что скажет?
Всё это угнетало. Мысленно попрощавшись с Ниной, квартирой и всем остальным, он собрал целый чемодан нужных и не очень вещей, и отправился в небольшое путешествие.
Стелла Иосифовна, та самая преподавательница, с которой у Евгения Ивановича в прошлом семестре наметился роман, встретила его холодно, чему он очень обрадовался. «Одной проблемой меньше», — решил он и углубился в работу.
Как назло, группа ему попалась — одни девчонки, и при том почти все хорошенькие. «Голое видение» первый раз посетило его на первой же его лекции, когда он рассказывал об основных гипотезах Сопротивления материалов. Это была высокая, склонная к полноте и дурно одетая девица. На следующей лекции он посмотрел её маленькую рыжую подружку. Через пару недель он почти привык ко всему этому, а к середине семестра пересмотрел всех девчонок из группы и несколько приходящих.
Раньше, бывало, Евгению Ивановичу доставляло некоторое (во всех смыслах странное) удовольствие наблюдать за изменением внутригендерного статуса студенток — подмечать тот самый момент превращения, диалектического преобразования девушки в женщину, или, как тогда говорили: «из гусеницы в тыкву». Ходила, ходила на его лекции девушка, а тут раз — и женщина пришла. Но теперь он, казалось, мог увидеть особу женского пола прямо-таки насквозь…
И пошла о нём дурная слава. Студентки стали друг другу рассказывать, что иногда, на рыжовских парах они чувствуют на себе странный, прожигающий его взгляд и им становится от этого не по себе, а потом, потом, что-то с ними и вовсе делается непонятное. Случайно подслушав такой разговор, Евгений Иванович узнал, что одной девушке он приснился в образе люцифера, а другая прямо на лекции вообразила себя в его объятьях, да так отчётливо, что ей пришлось срочно отлучиться в уборную.
Сам же Евгений Иванович к тому времени стал называть это «анатомическим театром», поскольку женские телеса он наблюдал уже без удовольствия, а просто с любопытством. Он, конечно, замечал, что во время «видений» его обнажённые подопечные ведут себя несколько странно — краснеют, взгляд их становится бегающим, а движения немного скованными. «Следует ли из этого, что они что-то чувствуют?» — задавал себе один и тот же вопрос Рыжов. Это было очень важно, поскольку, если это так, то, значит, нет никакого помешательства, а есть дар, да такой, о котором раньше никто и слышал. Ещё, Евгений Иванович отметил, что уже отсмотренные студентки ведут себя в его присутствии гораздо более покладисто, и даже покорно, в результате чего посещаемость его лекций стала практически стопроцентной, а внимание, с которым студентки слушали его, безупречным.