Стать человеком - Часть 1
Шрифт:
Не проще ли было написать ещё раз о любви? Или о жутком, холодящем кровь преступлении, или о дружбе и вражде? Конечно, проще! Но пусть это станет ещё одной костью. Пусть она на миг поможет забыть о том, что такое голод.
– Что вы читаете?
Не выдержала. Не смогла мирно помолчать пару часов. Обязательно надо поделиться своей юной, мельтешащей перед глазами радостью с задумчивым мужчиной справа. До мужика слева не докричишься, он уже минут двадцать как спит. И пахнет от него безмятежностью и коньяком. И зачем я пил кофе?
– Что-то не то, - надеюсь, она уловит двусмысленность ответа.
–
– Вижу, "Триумфальная арка".
– Вы читали?
– Да, читал.
– Только не рассказывайте, чем закончиться.
– Как всегда, последней страницей.
– Ну ладно, приятного чтения.
– Взаимно.
Приятных букв, волшебных букв. Это ты хотела сказать надоедливая девочка? Но нет, ничто не сделает эти буквы волшебными. Даже твоя беззаботная радость. Что она против моей вселенской печали? Высушенная капля в иссохшем океане. Но неужели мы уже снижаемся?
Самолет мягко приземляется в аэропорту южного города. Трап, багаж, такси, гостиница. Я вхожу в просторный номер, кидаю сумку, сажусь на кровать. Я устал. Я хочу есть, пить, спать. Я слаб и жалок в этот миг. Только ли в этот? Тихо! Не стоит даже думать об этом! Просто немного полежи, а потом сходи в ресторан. Выпей, поешь, выкури сигару. Подумай о книге. Подумай о женщинах. Здесь много женщин. Одна из них может стать твоей. Давай! Давай, Саша!
Я горько смеюсь и спускаюсь в ресторан. Виски и пиво, стейк и креветки. Женщин пока не видно. Хорошо. Не все сразу. Значит к книге. К книге о человеке. О человеке писать тяжело. Человек довольно скучен в своем повседневном состоянии и выжать из него нечто увлекательное удается исключительно путем конфликта.
А если без конфликта? Нет, без конфликта не стоит и пытаться. Он будет ходить на работу, в магазин, в гости. Будет читать Достоевского, слушать Верди и ругать исполнительную власть. Будет тихо любить, тихо мечтать и с тихой грустью смотреть в свинцовые глаза ноября. Меня это категорически не устраивало. Читать такое стану только я сам и только в отсутствии других развлечений.
Итак, конфликт! С кем? Или с чем? Да с кем или с чем угодно! Невероятное разнообразие вариантов. Зацепил не того мужчину, влюбился не в ту женщину, сел не в тот кабриолет. И понеслась, полетела, поскакала безумным аллюром, такая привычная, спокойная жизнь.
Рад ли он? Ну что вы, какая радость? А вот читатель рад. Крути, верти его на буйных волнах жизни. Бей, не жалей! Горячей, сильней! Только бы не видеть этих скучных, однообразных дней. Не смотреться в ничуть не кривое зеркало. Не ходить второй раз на работу.
Но этот конфликт не устроит уже меня. Мне не нужен попавший в засаду шторма корвет. Мне нужен батискаф, который спокойно и незаметно уйдет на глубину, пугать большеглазых рыб и ломать вековые кораллы. Его конфликт тих, сложен и не всем понятен. Его конфликт - он сам.
И он ненавидит себя? Не часто ли звучит в твоей голове этот вопрос, Александр? Не часто ли ты тревожно оглядываешься внутрь себя и слушаешь, как бродит, ходит, шипит в глубине твоя темная спутница? Нет, не часто. Могло бы быть гораздо чаще. Чаще, дольше и злее. А так, все в пределах допустимого.
Обед окончен. Сигару? Пожалуй. Но вернемся в досигарную эру. Моему герою не слишком
Но, как тут избавишься от плетей, когда у тебя жена, дети и годовой отчет через неделю. Не избавишься, не увернешься. Остается терпеть и представлять, что это не плети, а мех горностая. Но как же представишь, если горностая ты видел только на картинках?
Но ведь ты любишь свою очаровательную жену, своих чудесных детей. И работа тебе вполне нравиться. Вот и оставляешь ты эти мысли на потом. На после годового отчета, после восьмого марта, после очередного дня рождения. После долгих дней, в которые ну никак невозможно отвлечься.
И ты даже не то, чтобы боишься, просто до конца не понимаешь, как отказаться от всего этого. И главное зачем? Ведь ты очень хорошо осознаешь, что лучше-то не будет. Будет по-другому. Но как же жить с этим другим. Как жить со слезами жены, печальными взглядами детей, потерянным отчетом. Кем ты станешь, после всего этого? Ты уже не хочешь? Хочешь оставить все, как есть. Не ты первый.
Густой пепел упал мимо пепельницы на стол.
Надо сходить к морю. Посмотреть на волны, подышать бризом. Я вышел из ресторана и неторопливо зашагал по петляющей улице. Хорошо на улице. Солнце смеется беззвучным, лукавым смехом. Зелень, цветы со всех сторон. Восторженно смотрят на тебя, радуются тебе. Искренне, бескорыстно, лишь бы порадоваться. И сам ты вдруг начинаешь радоваться в ответ. Солнцу, зелени, цветам. Легкости шага, глупым, беспечным мыслям.
А навстречу тебе люди. Улыбаются, хмурятся, глядят с интересом или равнодушием, молчат и говорят между собой. И каждый спешит или не торопиться по своей очень важной, а может легкомысленной дороге. И бывает столкнуться они, да тут же разойдутся по разным переулкам.
Я иду вместе с ними. Пускай навстречу, но в ту же сторону. Я не сопротивляюсь бурному потоку дорожных страстей. Я ничему не сопротивляюсь. Просто иду, просто гуляю, просто вот такой я беззаботный человек. Выпрыгнет вдруг из-за угла забота, а я её кнутом поперек спины! Была забота, и нет заботы!
А вот и море! Вот и пляж! И сразу солнце светит ещё ярче! И девушки ещё красивее! И хочется холодного пива, а потом врезаться в набегающие сине-зеленые волны, раздвинуть их жадными руками. Нырнуть вниз, достать до дна, захватить с собой горсть песка и ракушек. Оттолкнуться ногами и выпрыгнуть под лазурь небес, весело фыркая, с наслаждением вдыхая хмельной, соленый воздух.
А потом, нанырявшись до озноба, лежать на обжигающем песке и строгим сторожем охранять свой покой от любых, даже самых невинных мыслей. Знаем мы их невинность. Одна невинная, вторая невинная, вновь невинная. А потом, хлоп! Разбежалась толпа невинных, а на их месте застыла толстая, грешная, неподъемная. И что с ней теперь делать? Как выбросить за высокую ограду? Раз подкинул, не долетела. Два подкинул, ещё ниже. Не хватает сил, не хватает рук, не хватает умения. Жди теперь пока сама уйдет, уползет в глубокую, темную нору, нагло ухмыляясь и развратно подмигивая. Так, что прочь! Прочь, проклятые! Ни одной не пущу!