Стать человеком - Часть 1

Тропинин Кирилл

– Значит, ты ненавидишь тех, кто дал тебе все?

– Одно другому никак не мешает. Они ведь не только дают. Чаще отбирают.

– Значит все по-честному. Они - тебе, ты - им.

– К ангелам такую честность.

– Тебе не угодишь.

– Хотя знаешь, - Николай глубоко затянулся ненавистной гаваной.
– Иногда ведь правда хочется все продать, про всех забыть и тихо жить где-нибудь на краю леса. И так хорошо становится от этих мыслей. А потом одумаешься, и снова тоска нападает из-за угла.

Вот так. Одни хотят

уйти оттого, что социум не дал им ничего, а другие наоборот, потому, что им по сути уже нечего предложить. Они уже взяли все, что в их силах. Больше им уже не поднять. Этим уйти гораздо сложнее. Им есть, что терять. Много чего терять. Так, что, как правило, они остаются и жалобно смотрят на лазурь небес из окна своего Bentley. Недолго так смотрят. Секунд двадцать. Потом звонит телефон. Ведь социум ревнив и беспощаден в своей ревности.

И все же, насколько далеко могут зайти эти люди в своей спрятанной за гроздью улыбок асоциальности? Не стоит ли проверить? Вряд ли эта охота будет хуже любой другой. Ну, что Коля, не желаешь испытать свою веру?

– И что, никогда не давал себе уйти? Хоть на день?

Он покачал короткостриженой головой.

– Никогда. Все думаешь, - смогу, смогу. А потом понимаешь, что нет. Снова проиграл, опять испугался.

– Жалко терять, да? Даже малость, гость от горы?

– Так свое теряешь, не дядино.

– Все мы так. Хотим и не можем. Жаждем и предпочитаем скорее умереть от жажды, чем напиться из запретного источника.

– У меня семья, Саша.

– Семья, бизнес, деньги, друзья и встречи. Все вроде есть, а желаешь чего-то совершенно иного.

– На волю, - Николай грустно усмехнулся и сделал большой глоток коньяка.
– Хочется на волю. Унестись за леса, поля, океаны.

– В гости к сказке?

– Не бывает в жизни сказок.

Его лицо вдруг стало злым. Он вылил себе в бокал остатки коньяка и резко выпил. Потом молча встал и вернулся минут через пять с новой бутылкой. В этот раз он налил и мне.

– Сказок нет. Только откровения. Наслушаешься и сдохнуть хочется.

Дальнейший разговор я почти не запомнил. Николай много пил, много говорил и даже пытался плакать. Спать мы легли последними, и лично я был почти удовлетворен проведенным вечером.

Проснулся я от резкого лязгающего звука. Надо мной, чуть покачиваясь, стоял Николай. В руках он держал Нolland & Нolland. Оба красивых ствола смотрели мне прямо в глаза. Не нравился мне их взгляд.

– Сука, ты, - Николай тряхнул головой.
– Вставай. Выходи, - он повел ружьем в сторону двери.

Спал я, к сожалению, на веранде и к двойному сожалению в полном одиночестве. Можно было, конечно, закричать, но друг мой Коля был уже не настолько пьян, чтобы промахнуться с двух метров. Но, увы, и не настолько трезв, чтобы в полной мере осознавать свои действия и их неминуемые последствия. Так, что я вышел из дома и с некоторым извращенным интересом стал ожидать дальнейшего развития событий.

Особого

страха я не испытывал. Все же я ещё не настолько дорожил выданной мне жизнью. Но и радости, что характерно, не было. Все-таки сомнительно, что отсутствие жизни доставит мне хоть сколько удовольствия. В общем, сплошная нерешительность. К тому же, ещё так темно.

Николай остановился напротив и пару минут нетвердо стоял, целясь в меня из двустволки. На губах его застыла горькая, истеричная усмешка.

– Сука, - повторил он, наконец, с плачущими интонациями.
– Ненавижу тебя. Всех ненавижу, но тебя ненавижу первого.

Я предусмотрительно промолчал, понимая, что этот монолог лучше не прерывать. Руки у Коли изрядно дрожали.

– Зачем ты со мной говорил? Знаешь, что я сейчас делал? Знаешь? Плакал! Как овца плакал! Жил ведь и жил! Пусть несчастливо, зато хорошо. Сладко ел, всех имел! А как теперь? Куда мне теперь идти? Везде же эти козлиные рожи! Пляшут, хохочут и тебе губы растягивают, чтоб тоже улыбался! А я не хочу! Не хочу больше улыбаться! Некому мне улыбаться! Ну! Что молчишь?!

– Заслушался. Все жду, когда взойдет солнце и моя козлиная рожа превратится в архангельский лик.

– Вот убью тебя, - продолжал между тем, мой недавний собутыльник.
– И все. И в бега. Деньги в карман, самолет до жарких стран, а там начать все сначала. Новое имя, новая жизнь. Легкая, светлая жизнь.

– Где ж ты видел легкую, светлую жизнь, Коля?
– я все-таки не выдержал.
– Это как раз из тех сказок, в которые ты не веришь.

– Сука...
– проскрежетал Николай.
– Заткнись!

– Я к тому, Коля, что когда ты меня убьешь, то тебе станет ещё паршивее. Ведь ты поймешь, что я был прав.

– Сейчас проверим.

– Ты ведь убьешь единственную козлиную рожу, которая тебя очень хорошо понимает. Которая так похожа на тебя. Ты ведь, тоже козлиная рожа, Коля. Только близорукая. Никак не разглядишь в зеркале свои вторичные козлиные признаки. Опомнись, в жарких странах козлов еще больше, просто они в панамах.

– Вот видишь, - печально протянул он.
– Снова ты мне все переломал. Ну что ты за человек?

– Тот еще человек.

– Ненавижу...

– Взаимно.

– Хорошее ружье, - неожиданно сказал он.
– У меня такое же. Я из него кабана убил в прошлом году.

– Может, и в этом убьешь кабана? Он ведь гораздо толще и симпатичнее меня. Он будет так рад.

Николай посмотрел мне в глаза тяжелым, скорбным взглядом и медленно опустил ружье. В его пьяной, ссутулившейся фигуре сквозило мировое отчаяние. Безнадежность последнего листопада.

– Сука...
– прошептал он мертвым голосом и вошел в спящий дом.

Я с грусть посмотрел на ночное, звёздное небо. Большая медведица сонно махала мне мохнатой лапой. Сука я, видите ли! А сам он герой-драконоборец! Рыцарь в заблеванных доспехах. А виноват, конечно, я.