Стать драконом
Шрифт:
— И мы спасем ее. Скоро. Очень скоро. Но пока приготовления не будут завершены, нам нужно поспать.
Она похлопала по кровати, и в ее улыбке было столько приглашения.
Искушение слишком велико.
— Спать с тобой не входит в наши условия.
— Но нам обоим будет так весело. Ее нижняя губа надулась, практически призывая его приласкать их. Я мог бы поцеловать ее, если бы захотел. У меня снова есть губы.
Теперь было кое-что, чему он уже давно не предавался. Черт возьми, он не позволял себе никаких развлечений с женщиной с
В данный момент он не мог никуда пойти. У него нет ни одежды, ни денег, ни документов, а без крыльев как бы он путешествовал?
Он даже не был уверен, какое сейчас время суток или какой сейчас день. Шторы плотно задернуты, и в комнате царила почти кромешная тьма. Лишь слабый свет исходил из дверного проема, который, он готов был поспорить на хорошие деньги, являлся ванной.
Ванная означала душ. Черт возьми, когда у него в последний раз было такое?
В мгновение ока он оказался в большом стеклянном помещении. Он мог бы застонать, когда горячие брызги попали ему на кожу. И ахнул.
— Неужели меня только что бросили ради душа? — В ее голосе звучало веселье.
Повернув голову, он прищурился на Эйми одним глазом, пытаясь разлепить свои длинные влажные ресницы. Уперев руки в стену он наклонился слегка вперед, позволяя горячим иглам воды ударять по голове, а затем скатываться по спине.
Прозрачный стеклянный барьер между ними, возможно, предотвращал разбрызгивание капель, но они не скрывали их друг от друга.
Он вздрогнул. Он ничего не мог с собой поделать. В постели она казалась соблазнительной, демонстрируя только части своей подтянутой фигуры. Он сумел устоять, обладая достаточным самообладанием, чтобы не поддаться влиянию обнаженных рук и ног.
Но сейчас на ней нет простыни. Ни пижамы, ни какой-либо другой одежды. Эйми стояла без капли застенчивости, расправив плечи, с обнаженной грудью и выступающими набухшими сосками.
Небольшие углубления на ее талии переходили в стройные бедра. Ее холмик украшали серебристые завитки, которые соответствовали волосам на макушке. Идеа-а-а-а-льная. И снова он почти напевал из-за нее.
— Внимательно посмотри и рыдай, потому что это то, что ты бросил ради душа.
Душ, который заставил его наконец почувствовать себя чистым и в настроении испачкаться.
— Это большой душ. Места хватит для двоих.
Флирт, которому он обычно предавался, легко слетел с его губ, и он поманил ее пальцем.
Ее волосы колыхнулись, когда она вздернула подбородок. — Я не грязная.
Его губы изогнулись в улыбке, и он полностью повернулся к ней лицом, прежде чем откинуться назад, пока его плечи не уперлись в стену, согнув ногу, уперся на нее.
— Я.
–
Он посмотрел вниз, а затем снова на нее.
Нагло, он ожидал румянца, возмущенного ответа, даже смеха, хотя надеялся, что она просто присоединится к нему. Чего он не ожидал, так это того, что…
— Что ж, по крайней мере, он не импотент. Я попрошу тетю проверить
Проверить что?
Брэндон выпрямился и опустил руки, чтобы прикрыться, когда женщина, которую он еще не встречал, вошла в ванную следом за Эйми. Сходство было поразительным, поэтому он не удивился, услышав, как Эйми ахнула: — Мама. Что ты здесь делаешь?
— Очевидно, моя дочь претендует на мужчину, и я последняя, кто знает и знакомиться с ним.
— Я еще не предъявила на него права.
— Конечно, ты этого не сделала, потому что всегда откладываешь все на последнюю минуту
— Мы только что встретились. Конечно, у нас есть несколько минут, прежде чем мы свяжем себя на всю жизнь.
— Возможно, мне следовало дать тебе несколько минут. Может быть, тогда вся кровь была бы у тебя в голове вместо этого.
— Можешь ли ты винить меня? Мужчина красивый.
Красивый? Брэндон так бы не сказал.
Глаза изучали его с клинической отстраненностью, которая взвешивала его, оценивала и сжимала его яйца. — Он продуктивный.
— Мама! — воскликнула она в шоке. Обращаясь к нему, Эйми одними губами произнесла: — У нее нет границ.
— Я твоя мать. Ко мне это не относится. И прежде чем ты спросишь, я всегда знаю, когда ты дерзишь. Ты уже должна была это знать.
— Скажи своему кавалеру, чтобы он немедленно оделся, и ты могла представить его мне и объяснить, что происходит в «тринадцати цветах».
– мать Эйми выкрикнула свои пожелания, но Брэндон привык к тактике запугивания.
Она хотела, чтобы он был одет. К черту это. Брэнд выпрямился и оттолкнулся от стены. Он вышел из душа, весь мокрый, проигнорировал висевшее там полотенце и направился прямо к маме Эйми. Он стоял над ней, заставляя ее поднять глаза или уставиться на его грудь.
Как только их взгляды встретились, он злобно улыбнулся. В его голосе звучало веселье, когда он сказал: — Вы, мама Эйми.
— Я Зара Сильвергрейс, графиня Серебряной Септы и матриарх семьи Сильвергрейс.
— Приятно познакомиться с вами. Как насчет объятий? — Весь мокрый после душа он обнял ее и на ней был шелк.
Это стоило визга Зары, чтобы услышать звонкий смех Эйми.
Что ему нравилось меньше, так это то, что пожилая женщина несколькими молниеносными движениями уложила его плашмя на задницу и придавила каблуком. С прищуренными глазами, отливающими зеленым, она заявила: — Если бы ты уже не был почти женат на моей дочери…
— Ты бы женила его на ком-нибудь из другой семьи. Мы обе знаем, что ты не позволила бы своему достоинству убить подходящего мужчину. — Эйми толкнула свою мать. — А теперь слезь с него.
Зара сверкнула глазами. — Он начал это.
— И ты полностью заслужила это. Врываться сюда вот так. Ты бы не поступила так с сыном Евгении.
— Сын Евгении не пытался бы заманить тебя в душ вместе с ним.
— Я хотел сделать больше, чем просто принять душ, — почувствовал он необходимость вмешаться.