Статьи, дневники, замыслы
Шрифт:
Я дергаюсь, как будто это меня только что шарахнуло тысячевольтным разрядом.
«Что Грей сделает, когда узнает, чья вы на самом деле дочь?» — с каждой минутой токсичный голос Шубинского в моей голове становится все крепче.
Мой Грей весь покрытый шрамами и ожогами под «броней» своих бесконечных татуировок. Он не мог быть тем мальчиком, ведь так? Он намного старше Дениса.
Как будто это что-то меняет.
— Отец хотел, чтобы я… — Денис закидывает руку на лицо, дергается одновременно от плача и
Почему-то в голове мелькает сухая, констатирующая факт мысль о том, что мне несказанно повезло родиться девочкой.
— Ань, послушай… послушай, смотри на меня! — Денис внезапно вскидывается, садиться на диване и даже перестает трястись, как будто в нем открылось второе дыхание. — Мне так жаль, что я… рассказал этому старику… Меня так ломало, господи боже!
— Денис, успокойся, — пытаюсь опрокинуть его обратно на подушку, но он вдруг стал ужасно сильным и упрямым.
— Аня, он это из-за меня сделал, понимаешь?!
Я даже не знаю, какой вопрос задать, чтобы увидеть, наконец, картину целиком.
— Отец меня… Я не хотел делать, что он говорит! Не хотел!
— Он тебя бил? — Звучит как дичь, но я надеюсь, что все дело только в этом. Пытаюсь вспомнить, видела ли когда-нибудь синяки на теле брата, но я же не видела его без одежды.
— Он сказал, что если я… размазня и слабак… то… — Денис проводит языком по совершенно обескровленным губам, и звук от этого такой, будто он облизал наждачную бумагу. — А потом появился Грей. И там был еще один парень… И Грей просто врезал нашему отцу пару раз. Он не хотел его убивать… кажется. Но отец… он, просто…
Денис приставляет два пальца к своему виску в совершенно однозначном жесте.
— К моей голове, Аня… — Его голос снова затихает до безжизненного тона. — Он бы просто на хуй вынес мне мозги, и сказал, что его «непослушный щенок» никогда от этого не отмоется! Что если… господи боже… если Грей не уйдет — он просто сделает дырку у меня в голове, и это будет его вина!
Я рада, что в гробу отца нет даже костей, потому что я бы точно отрыла их голыми руками и полила бы святой водой, чтобы это чудовище уже точно никогда не встало из могилы.
— Аня, слушай… слушай… Мне надо… я должен, пока еще могу… Грей поднял руки. Сказал, что уходит. Он правда уходил. Я видел, понимаешь? Я видел, как он уходит и подумал, что если я побегу следом… мне будет безопасно рядом… Он был такой большой… И отец боялся его. — Денис просит пить, и когда я наливаю из чайника в стакан, снова осушает его в один присест. — Я вырвался, Аня… Я просто хотел уйти, Аня! От него! Хоть на мусорку, но чтобы он не заставлял меня делать те ужасные вещи!
Я пробую обнять Дениса, и на этот раз он так слаб, что сил у него не хватает даже на раздражительный стон.
— И отец… он просто… знаешь… ну, выстрелил. Я успел спрятаться за Грея.
Крепко жмурюсь, вспоминаю, что точно видела под чернильными контурами татуировок Влада такие следы.
— И тогда Грей бросился на него
Я прижимаю его голову к своему плечу.
Денис вздрагивает.
И медленно, беззвучно, плачет.
— Я честное слово… Ань… я не хотел! Я просто хотел на свободу! Я бы точно… если бы отец заставил… Ань, Ань, он бы все-равно заставил, понимаешь?!
Понимаю.
Я все понимаю.
Кроме, разве что, одного.
«Что Грей сделает, когда узнает, чья вы на самом деле дочь?»
Денис ненадолго засыпает, как будто облегчив душу находит покой хотя бы на эти несколько минут. Я забираю стакан, иду заваривать новую порцию лимонного чая, помня, что людям с его проблемами нужно постоянное обильное питье и помощь профессионалов. Все, что я могла для него сделать — я сделала.
— Аня, а Денис… — Марина заходит за мной следом, и почему-то становится на носочки. — Он поправится?
Она, конечно, еще ребенок, но все-таки уже тринадцатилетний ребенок, и наверняка догадывается, в чем причина его «болезни». Но озвучивать ее вслух стесняется. Или просто, как все дети, наивно думает, что беда не случиться, пока не проговоришь ее вслух.
— Я… — Смотрю на нее, вспоминаю почти седую голову моего девятнадцатилетнего брата и язык не поворачивается сказать ей то, в чем я сама ни капли не уверена. — Я не знаю. Я надеюсь, что он… сильный…
— Он очень, очень сильный!
Марина бросается ко мне, порывисто обнимает и мы стоим так в полной тишине, пока ее не нарушает приглушенный щелчок выключившегося чайника. Марина быстро заливает воду в заварник, подражая мне, выдавливает туда четверть лимона, и сама идет в гостиную.
Через десять минут приезжают врачи.
Охранник проводит их в дом, я просто здороваюсь и жестом указываю на диван, где лежит заново бьющийся в ознобе Денис. Влад точно рассказал в общих чертах, в чем дело, потому что от меня требуется только пара ответов на формальные вопросы. Ничего другого я все равно не могу — как, где и с кем жил Денис все это время, понятия не имею. И это настолько больно, что хочется рвать на себе волосы и ругать последними словами.
Хорошая сестра, ничего не скажешь.
Накидываю кофту, украдкой выхожу на веранду, чтобы глотнуть пропитанный солью колючий ночной воздух. На толике из ротанга — тяжелая бронзовая пепельница. Кажется, Влад пару раз тут курил.
Горло сдавливает спазмом.
Надо поплакать, но я просто не могу.
Знаю, что станет легче — и все равно не получается.
Воображение все время пытается нарисовать историю со слов Дениса, но получается только безобразный кровавый комикс.
Я все время смотрю на телефон, наивно веря, то Влад перезвонит и, как обычно, скажет что-то вроде: «Не парься, Нимфетаминка, я все решу». Только как он может решить давно свершившееся прошлое? Даже ему не под силу сделать так, чтобы я перестала быть дочерью своего отца.