Статьи, дневники, замыслы

Вертов Дзига

— Ань, это просто старая хуйня, — пытаюсь осторожно освободить ладонь, но она вцепилась как капризуля. Приходится прижать ее голову к своей груди, мягко помассировать затылок пальцами свободной руки. Вот так, Золотая ленточка, дыши и расслабляйся, не хуй париться из-за моего «веселого» прошлого. — Я татуху сделаю, Ань, вообще ни хуя видно не будет. Не заморачивайся. Дерьмо случается.

Она громко всхлипывает, катает лоб по моей груди и что-то бормочет.

— Ань…

— Это мой отец, Влад, — повторяет

громче.

— Кто? — Что-то я жестко туплю. Ее отец же умер вроде?

Она поднимает голову — глазища красные, мокрые и испуганные, как у кролика.

— Аня, блин, ты чего? — У меня от ее лица только что микроинсульт случился, ей-богу. Женские слезы меня всегда молотят особенно сильно, но когда плачет Аня — это просто пиздец. — Нимфетаминка, не плач, пожалуйста. Все хуйня, что бы не случилось — не плачь.

Хочу обнять ее, прижать к себе, потому что вот так сходу на ум приходит только это.

Но она сопротивляется, отводит мои руки.

— Я Анна Александровна, Влад, понимаешь? — Всхлипывает и прикусывает нижнюю губу. — Он мой отец, Влад.

Я знал, что она Анна Александровна еще до того, как по пьяной башке влез к ней в окно.

Что не так-то?

Александровна, ну и…?

Алекса…

Мой мозг жестко спотыкается об бетонную стену реальности.

Шуба все-таки рассказал ей о моем маленьком «не геройском подвиге».

Ну конечно, стал бы этот старый гандон миндальничать.

А я, хоть и отбитая на глухо тварь, но за мной вереница из трупов точно не тянется. И никакого другого Алекса в моем послужном списке покойничков, точно больше нет.

— Я не знала, Влад, клянусь. Я даже не догадывалась, я…

— Аня… — Да как, блядь, возможно, что у этой твари вообще были дети?! Оно еще и размножалось что ли? — Ань, минутку, хорошо? Посиди в машине.

Но все равно на всякий случай потуже затягиваю ремень безопасности, как будто она не сможет расстегнуть его самостоятельно.

Закрываю дверцу.

Выдыхаю сквозь зубы — медленно, осторожно, потому что на хуй рвет.

Да ну в смысле моя Нимфетаминка — дочь этого ублюдка?!

Откуда эта хуйня вылезла?!

Мне надо закурить, точно. Выпустить пар, а то я сейчас нарулю на пару ДТП.

Хорошо, что в наше время достать повод для рака легких вообще не проблема.

На всякий случай заглядываю в «Бентли» — Аня сидит там, прилежно сложив руки на коленях, как отличница.

Наклонила голову.

За волосами почти не видно лица, но я же, сука, не слепой и вижу, как ее трясет.

Моя Аня — кровь Алекса.

Дерьмо случается, Грей.

Открываю дверцу, отстегиваю свою Золотую ленточку, прижимаю к себе.

— Не плачь, пожалуйста. У меня сейчас сердце лопнет, Аня.

— Прости, Грей, прости…

Я снова беру ее за затылок, прижимаю к себе. Чуть жестче чем следовало

бы. Хочу чтобы просто помолчала немного, дала мне переварить этот… пиздец.

Закуриваю.

Дым просачивается в легкие на на фоне офигенных новостей этого дня он сладкий как сахарная вата.

Я этого ублюдка до сих пор в кошмарных снах вижу. В последнее время все чаще, кстати. Особенно тот сон, когда нас с Кирби, «беглецов из Шоушенка» словили примерно, мать его, сразу. Как вызвонили Алекса посреди ночи, как он приехал, совал пистолет мне в рот и играл в «русскую рулетку», потому что я был «слишком диким». А когда довел меня до того, что я начал умолять просто меня прикончить — закончил и, как ни в чем не бывало, погладил по голове, мол, я слишком ценный экземпляр, чтобы прострелить мне башку. А потом пошел к сидящему в соседней камере Кирби и пиздил его там битых пару часов. И мой единственный друг во всем этом мире так орал, что я, в итоге, начал биться головой об стену, надеясь все-таки сдохнуть.

Твою мать.

Затягиваюсь так сильно, что на секунду немеет во рту.

Я почувствовал себя в безопасности только когда его шея хрустнула у меня в руках. И, клянусь, это был самый приятный звук в мой жизни, потому что именно так для меня звучала свобода.

Я был уверен, что залил свинцом этот ад.

Хуй там плавал — вот он, маячит через дорогу и улыбается своей фирменной звериной улыбочкой. Радуется, что призраку, блядь, я при всем желанию еще раз башку точно не сверну.

— Влад, я не знала. — Аня осторожно, как будто все время боится что я отстранюсь, просовывает руки мне под подмышки, цепляется пальцами в свитер на спине. Сжимает так крепко, что я почти слышу, как трещит натянутая до предела ткань. — Я… не знала…

Даже если бы знала — ей, блядь, сколько лет тогда было?!

Явно не тот возраст, когда можно с ноги вламываться в кабинет папаши-садиста и качать права про его всратую жизнь. Хотя, кажется, моя Золотая ленточка, могла бы. Даже в подгузниках.

Картинка маленькой боевой Ани становится такой реальной, что меня прошибает короткий рваный смех. Ну, типа, этот боевой пупс вполне мог бы с волшебной палкой наперевес накостылять папаше за все его говно. В волшебной реальности, само собой, но и хрен бы с ним.

Я затягиваюсь еще раз, беру лицо Ани в ладони, поднимаю к своему лицу и осторожно, стараясь не задевать ее кожу фильтром, стираю мокрые следы от слез.

— Слушай, Нимфетаминка, у тебя в детстве была волшебная палочка?

— Что? — Она удивленно хлопает глазами. Наверное, думает, что у меня крыша протекла.

— Ну, может, какой-то девчачий жезл как у диснеевской принцесски?

— У меня был посох с единорогом, — после небольшой задумчивости, говорит она.

Да иди ты на хуй, Алекс.