Статьи из газеты «Труд»
Шрифт:
Но — не скажите. Если им помогут из милосердия — есть шанс, что помощь будет системной и адресной и не отхлынет при первых препятствиях, потому что это серьезный стимул. А желание подражать звезде — стимул пошлый и, главное, поверхностный: отстегнут три рубля и, не проследив их пути, забудут. И станут считать себя хорошими. Так же и тут: боюсь, что вместо реального разоблачения террористов — из ненависти к террору и любви к Отечеству — начнется банальная охота на ведьм в поисках вознаграждения. Мировая история показывает, что прагматизм — вещь очень невыгодная. Крепко только то, что делается из соображений
А потому, господа, ей-богу, не пытайтесь вы все на свете стимулировать рублем. Хоть раз пообещайте человеку просто почет, или благодарность Родины, или вовсе ничего — потому что противодействовать террору ведь естественно, как дышать. А если такие простые вещи у нас уже приходится делать за деньги — это значит, что мы и без всякого террора дошли до полураспада.
Я понимаю, как вызывающе это звучит. «Заметки-то небось за деньги пишешь?» — спросит читатель. Да, читатель, заметки — за деньги. А стихи — забесплатно, для души. И стихи, честное слово, получаются у меня лучше.
№ 112, 24 июня 2010 года
Каша из топора
Об уровне Московского фестиваля спорят не первый год.
Об уровне Московского фестиваля спорят не первый год — и звезд на нем мало, и призы присуждаются иррационально, и открытий в конкурсе нет, — но все это, по-моему, ничуть не продуктивнее, чем обсуждать вкусовые достоинства топора, из которого сварена каша. Топор может быть туп или недостаточно наварист, но дело совершенно не в нем. Важно, что вокруг него заваривается полноценный кулеш.
Приходится согласиться с Ириной Лукьяновой, хоть она и жена: в ее недавней статье о молодой литературе замечено, что в культуре среда важней институций, и тот, кто открыл кафе «ПирОГИ», сделал для развития отечественной словесности больше, чем организаторы всех конкурсов молодых писателей. Культура живет и дышит там, где собираются хотя бы втроем — ее потенциальные творцы. Один сказал, другой возразил, третий применил диалектический синтез.
Какая разница, что за фильмы показывают на ММКФ (в этот раз, по крайней мере, половина была любопытна), если это идеальная возможность для московских кинокритиков и просто кинолюбов увидеться и поговорить? На «Кинотавр» всех не вывезешь, да «Кинотавр» и не для того. На нем как-никак определяются тенденции современного российского кинематографа и формируется рынок. ММКФ никаких тенденций давно не определяет и смотром всемирного киноискусства — буржуазного или антибуржуазного — ни при какой погоде не является.
Попытки придать ему респектабельность или леворадикальный характер стабильно заканчиваются ничем — иначе и быть не может, поскольку страна со своей-то идеологией никак не разберется, где ей формулировать идеологию фестиваля? Но одной из наших национальных идей давно стала идея среды — она же главная альтернатива официозу. Собираются люди, смотрят кино — чем оно хуже, тем лучше, потому что откровеннее, — и разговаривают, и после этого пишутся полезные статьи или просто повышается настроение.
В России всегда могли сжечь наволочку стихов, чтобы подольше горел костер, у которого весело, — эта история про Хлебникова давно сделалась символом.
Чтобы Кирилл Разлогов имел возможность объяснить широкой аудитории, что он думает о происходящем в кинематографе. И чтобы отечественная кинотусовка могла поговорить о действительно важном, а не о склоках и судьбе киносоюза. Это и есть наша каша из топора, и в Москве во второй половине июня было весело — чего еще надо на фоне страны, в которой почти разучились разговаривать о серьезных вещах? Дома кино у нас, по сути, больше нет, фестивалей мало, отечественных премьер — минимум. Интеллигенции, в общем, совсем не надо, чтобы о ней заботились. Достаточно ей не мешать.
Уверен, что и Сколково состоится, если свезти ученых в хорошее место, предоставить кофе, бильярдную и байдарки, а дальше они сами все придумают. Если бы российское правительство оценило великую роль среды, оно давно бы уже заботилось не о том, чтобы вкладывать деньги в конкретные проекты, а о том, чтобы в стране не тошно было жить. Тогда культура нарастет сама собой — она ведь всегда возникает там, где художники собрались и болтают об искусстве, а не оглядываются в испуге по сторонам и не делят полномочия.
№ 117, 30 июня 2010 года
Анка-2010
Многочисленные опросы «Каким вам видится лицо России?» дали бы сегодня парадоксальный результат.
Как хотите, а во всем мире символом России надолго станет Анна Чепман. И если бы у российских идеологов было чуть побольше профессионализма, то есть ума, воображения и способности рискнуть, — они бы все минусы этого имиджа стремительно обратили в плюсы, но им слабо.
Самое глупое, что можно сейчас сделать, — утверждать, что никакая она не шпионка (хотя, скорее всего, так и есть). Иностранцам, конечно, трудно понять, что если нечто обладает всеми внешними признаками шпионки, оно для полноценного обвинения должно прежде всего шпионить, а если девушку ни на чем таком не поймали — увы, все мимо.
Иностранцы никак не возьмут в толк, что наличие большого количества денег, отсутствие определенных занятий и внятной профессии, родственники в КГБ (тоже живущие ныне за границей) и сомнительные способы завязывания близких контактов с западной бизнес-элитой — нормальный модус для большинства российских молодых людей, ошивающихся на Западе без особенной необходимости просто потому, что там перспективнее.
Именно в этом смысле Чепман-Кущенко и представляется мне истинным лицом России: нечто выглядит, как сверхдержава, пыжится вести себя, как сверхдержава, но на самом деле ничего не делает, а без этого все пуф.
Мне, кстати, хотелось бы надеяться, что Чепман шпионкой была — это улучшит мои представления об Отечестве. Но боюсь, что она просто болталась за границей, имитируя бурную деятельность. И если ей в самом деле хотелось познакомиться с британскими принцами-то уж, конечно, не для того, чтобы скомпрометировать их, а для того, чтобы пристроить себя.