Статьи из журнала «Что читать»

Быков Дмитрий Львович

1. Экзотика

С этим хорошо. Правда, вся эта прелесть закончилась перед Первой мировой войной, вместе с гибелью старой Европы и колониальной системы. Нет, вру: были последние жюль-верновцы, уже откровенно детские, — дети-то открывают мир заново независимо от того, открыты уже все континенты или нет. Так что идеальным пляжным чтением для подростков и ностальгирующих взрослых пребудет поляк Альфред Шклярский с «Приключениями Томека Вильмовского», кумир нашего позднесоветского детства, герой мягкообложечных бестселлеров издательства «Slask». Все это доставаемо в букинистических отделах, заказываемо на «Озоне» и легко обнаружимо у друзей. Но Шклярский, само собой, лишь обобщал для социалистического подростка опыт великой литературы рубежа веков — Джозефа Конрада, Луи Буссенара, Рафаэля Саббатини, а если брать великие образцы — то, конечно, Германа Мелвилла. Как-то мне посчастливилось на гурзуфском книжном развале купить «Тайпи» и «Ому» в одной книжке, позже я набрел на «Энкантадас, или

Очарованные острова» — после этого достаточно было легчайшего усилия, чтобы мысленно перенестись на атоллы, в бухты, в гогеновский вечноцветущий рай, в Индонезию-Микронезию-Полинезию или как там это еще называется, где а-бал-денные туземки с лилиями в волосах плывут навстречу кораблю, дабы спеть ему приветственное алоха оэ или еще что-нибудь такоэ. Мелвилл знал и любил морское дело, достаточно постранствовал, не питал иллюзий насчет поголовного туземного дружелюбия, но не впадал и в другую крайность — в белую гордыню; читать его на пляже хорошо еще и потому, что самый ритм его прозы волнообразен, длинен, подобен сонному прибою и таит за этим сонным покоем такую же океаническую мощь. Кто не ленив — получит на пляже удовольствие и от «Моби Дика», но «Тайпи» вне конкуренции.

Конрад — самый необычный из маринистов последних двух веков, потому что с романтикой у него обстоит сложно: этот англоязычный польский матрос не обольщался экзотикой и знал корабельную жизнь досконально, сменив десяток должностей от юнги до капитана. Конрад — автор неровный, но, как хотите, «Тайфун» — лучшая книга о буре на море, которую мне довелось читать. Это вещь страшная, тревожная, особенно хороша она во времена уютного затишья на крымском берегу, — но и смешная, и трогательная, и подчеркнуто будничная. Короче, лучше этой короткой саги о пароходе «Нянь-Шань» и его капитане я не встречал ничего, по крайней мере в морской прозе; единственное что — после нее страшновато входить в воду, но это касается только людей с воображением. Я порекомендовал бы также «Фрейю семи островов», автобиографическое «Зеркало морей», а если вам нравится Африка — то и «Сердце тьмы». Подростки оценят «Черного штурмана». Патриотам напоминаю, что Конрад родился в Бердичеве и отлично знал русский, но если вы хотите кого-нибудь совсем уж своего — Конраду лишь немногим уступает наш Станюкович, ныне почти забытый, а когда-то хрестоматийный. «Морские рассказы» — превосходный сборник, если достанете (он давным-давно не переиздавался).

Есть еще один автор, прямо-таки незаменимый для морского отдыха, — Говард Лавкрафт, который описывает не конкретные моря и берега, а сюрреалистические, небывалые пейзажи, развивая самые бредовые фантазии отца всей романтической прозы Эдгара По (кстати, «Повесть о приключениях Гордона Пима» тоже отлично читается в шезлонге под плеск волны). Создатель Ктулху, внимательно прочитавший «Низвержение в Мальстрем» и освоивший почти все приемы старшего соотечественника, — Лавкрафт поэтичнее и элегичнее, у него меньше злого гротеска и больше той несравненной тоски, с которой глядишь иногда с берега на алый просвет в тучах. «Но в мире есть иные области, луной мучительной томимы: для высшей силы, высшей доблести они вовек недостижимы» — кстати, Гумилев отлично читается на море, если у вас есть привычка к чтению стихов, а если нет — вырабатывать ее лучше всего именно на энергичной, внятной, повествовательной поэзии Гумилева. Рекомендую двухтомник Лавкрафта или любой его сборник всем, кто отправляется плавать и загорать: отдохнуть в полной мере можно лишь тогда, когда сознаешь себя не просто на берегу, заваленном потными телами, а в соседстве опасной и неведомой стихии, кишащей не только окурками, но и ктулхами.

2. Приключения

Здесь первое место удерживает Александр Грин (хотя не советовал бы я забывать и Грэма — особенно любителям Индокитая: «Тихий американец» — едва ли не лучшая книга о нем, вышедшая из-под пера белого человека). Грина нелепо сводить к авантюрам, острым и быстрым фабулам, облачным берегам — Ахматова, заклеймившая его определением «перевод с неизвестного», элементарно не читала его лучших вещей. Грин — вообще лучшее чтение, которое можно взять с собой на пляж: декорации экзотичны, сюжет непредсказуем, герои страстны, мораль парадоксальна. Не буду перечислять своих фаворитов (хотя не удержусь — «Сто верст по реке»! «Капитан Дюк»! «Трагедия плоскогорья Суан»!), но взять с собой хороший однотомник Грина — значит спасти любой, самый скудный, самый непогожий отпуск. Лучшим из сборников гриновской новеллистики я считаю кристалловское «Фанданго» — там, кажется, почти все; книга толстая, тяжелая — но лучше не взять с собой лишнее полотенце. Из романов, пожалуй, порекомендую только что отреставрированную гриновским музеем в Феодосии «Недотрогу» — два года назад издали первую треть, восстановленную по черновикам: страшный, сильный, уже больной, но удивительно красивый роман. Лежа на солнце, хорошо выдумывать, что там было бы дальше.

Если вы еще не читали голдинговского «Повелителя мух» — а такое, я убедился, бывает, — это мрачное, но практически идеальное пляжное чтение: экзотический остров, замкнутое пространство, дети, страсти, древние зовы… Все «Последние герои» и прочие реалити-шоу выросли из этой страшноватой истории; в свое время она показалась устроителям артековского кинофестиваля настолько мрачной,

что экранизацию работы Питера Брука решили не показывать даже вне конкурса, и смотрел я ее на единственном ночном просмотре для вожатых: очень неприятное кино, и книга неприятная, но надо. Только у моря и читать. Если вас интересуют более жизнеутверждающие истории — нельзя не посоветовать колониальные рассказы Моэма, и в первую очередь «Дождь», «Макинтош», «Рыжий»; нет большего кайфа, чем в тысячный раз перечитывать у моря «Луну и грош», — можно потягивать при этом что-нибудь со льдом, а можно только покуривать трубку. Крым, да хоть бы и Геленджик — идеальное место, чтобы воображать себя странствующим колонизатором: там и беломорину легко представить сигарой. Моэм и сам любил писать на пляже, в собственной вилле на Лазурном Берегу (губа не дура, не зря шпионил на Ее Величество): в прозе его есть туристическая легкость, очарование чужеродности, неучастия — он с некоторой брезгливостью, а все-таки и с завистью отстраняет кипучую и страстную туземную жизнь, наслаждаясь тем, что ее жестокие правила на него не распространяются. Вот почему его так любят туристы всего мира — сюжет есть, о финале не догадаешься, но всего дороже эта прохладная отстраненность отутюженного, скромно-богатого гостя. Любителям более пряной экзотики и более бурной динамики не могу не порекомендовать раннего Джека Лондона — упомянутую «Алоха Оэ», «Дом Мапуи», прочие колониальные рассказы плюс обязательный «Морской волк». Дети нашего поколения читали это все уже к двенадцати годам, но многие нынешние взрослые понятия не имеют, что Лондон написал хоть что-то помимо «Мартина Идена» или в лучшем случае золотоискательских новелл.

3. Роскошь

Как хотите, а читать про страдания миллионеров на сверкающих пляжах двадцатых годов — одно из высших наслаждений, доступных смертному. Роман Скотта Фицджеральда «Ночь нежна» — по моему глубокому убеждению, лучшая книга эпохи джаза, лучше его же «Гетсби». Помимо явной автобиографичности привлекательно так и не изжитое упоение человека из среднего класса, которого вдруг занесло в мир настоящих отелей, наилучших женщин и наизолотейшей молодежи. Ялтинский опыт освоения Фицджеральда оказался оптимален: в Москве он читается много хуже. Конечно, и Фицджеральд сегодня — на любителя: слишком психологичен, иногда многословен — ладно, перечитайте (или откройте для себя) «Вечер в Византии» Ирвина Шоу. Действие — в Каннах, герои — богатые и творческие, секса — завались (как вариант, рекомендую его же книгу «Ночной портье», никакого отношения не имеющую к страшному фильму Лилиан Кавани).

Хорош для пляжа и Хемингуэй — прежде всего, конечно, «Райский сад», во вторую очередь «Острова в океане» (оба опубликованы посмертно, ибо автор был ими недоволен, а зря). Но и «Фиесту» лучше всего читать на отдыхе, странствуя по барам и представляя себя потерянным поколением: а что, бывают непотерянные? Хорош и «Праздник, который всегда с тобой» — с этим ощущением творческой, напряженной праздности: нельзя ведь долго лежать на песке ленивым блином, надо, чтобы голова, освободившись от будничной рутины, лихорадочно варила! А Хемингуэй ее к этому стимулирует, заразительно и азартно описывая счастье писательского труда, когда пишется.

Любителям серьезного чтения я бы порекомендовал «Александрийский квартет» Лоренса Даррелла — его, по-моему, нельзя читать нигде, кроме как в отпуске. Сам я не поклонник этой длинной и довольно однообразной книги, но некоторые находят в ней сплав Голсуорси с Прустом. Мне куда милей Пол Боулз (не только «Под покровом небес», но и «Высоко над миром»: превосходное пляжное чтение, серьезные романы на отельном и экзотическом материале). Если вы заметили, русских писателей — кроме Грина и Станюковича — я почти не упоминаю: дело в том, что русская литература редко умеет сочетать развлекательность (экзотичность, авантюрность) с серьезным и неоднозначным посылом. Тут уж — либо полный серьез, либо ликующая легковесность. А для пляжа нужен тончайший баланс того и другого — как в хорошей американской фантастике (наша подвержена той же русской болезни, а потому рекомендовать могу лишь Лукьяненко, Успенского, Лазарчука, Трускиновскую и Лукина).

Где же современные авторы, спросите вы? Увы, современные авторы в большинстве своем исхалтурились и пишут настолько скучно, что на пляже вы с ними заснете — а спать на солнце почти наверняка означает обгореть. Поверьте мне на слово: хорошая пляжная литература закончилась тогда, когда мир перестал быть непознаваемым, манящим, полным чудес. Все, что хорошо читать на морском берегу, написано в краткий период — от эпохи великих географических открытий до века мировых войн. А то, что пишут сейчас, можно читать только в общественном транспорте — когда смотреть по сторонам еще грустней, чем в книгу.

№ 7–8, июль-август 2009 года

На судне

Интерес к жанру разоблачительной биографии — вещь закономерная и, так сказать, обратно-предсказуемая, то есть задним числом она представляется безукоризненно логичной, да только знал бы прикуп — жил бы в Сочи. Впрочем, и зная этот прикуп, большинство исследователей не пожелали бы гнаться за новым трендом, но появление его оправданно. Разоблачительная биография сродни антиутопии и появляется в такие же времена — в эпохи великих разочарований и надломов.