Статьи
Шрифт:
Неужели и г. Гиероглифов не знает, что отрицать романтизм в нашей литературе — значит говорить глупый вздор, изобличающий в членах редакции непростительное невежество, круглое и всесовершенное незнакомство с теми литературами, о которых г. Соловьев ведет свои нескончаемые и лишь единством непрерывного бессмыслия связанные статьи? Что же он не спасает нового и неопытного в литературном деле г-на Хана?
При нынешней бедности наших литературных сил совершенно понятно, что новому изданию невозможно идти с блестящими статьями: их взять негде, и редактору нельзя ставить в вину, если издание его идет скромнее, чем бы желалось. Понятно и то, что и умный писатель, обмолвясь,
II. ЛИТЕРАТУРНЫЙ СКАНДАЛИСТ
III. СОКРЫТЫЕ ИМЕНА
IV. ЛЮБОПЫТНЫЙ ЭСТЕТИК
Нигилист с. — петербургской академической газеты был в Александринском театре. Событие это само по себе, кажется, небольшой важности; но нигилист академической газеты такой человек, который куда ни ступит, везде состроит какой-нибудь фельетонный скандал. Недавно еще, ездивши смотреть на царскосельские скачки, он надумался рекомендовать нам брать примеры воспитания с животных, а теперь в новом фельетоне почтенной газеты рассказывает, что он видел вновь поставленную на Александринском театре драму “Ледяной дом” и называет автором этой драмы г. Дьяченко, когда как автор этой пьесы нигде себя не называл этим именем. Кто занимался переделкою Лажечникова романа для сцены, это до сих пор никаким определенным путем, дозволяющим произносить имя переделывателя, не было известно. На афишах значилось просто, что драма переделана кем-то, скрывающимся под буквою Л.
Сокрытие имен под начальными буквами фамилии или под псевдонимами у нас издавна не уважается; это считается у нас как бы за некоторую низкую трусость и за ехидство. Ехидство это, по мнению одних, у хорошего литератора должно возбуждать скорбь, а по мнению других, должно возбуждать преследование и разоблачение. Представителем первого, тихого и наивного мнения до сих пор постоянно являлся один любопытный эстетик, скорбящий, что на него все нападают какие-то Пустынники да Незнакомцы. Представителями же другого взгляда, по которому анонимы и псевдонимы следует обличать и срывать долой литературные маски, были гг. нигилисты. Образ действия сих последних был самый решительный и состоял просто в том, что анонимного или псевдонимного автора прямо называли его настоящим именем и предавали это имя помыкательствам. Такое бесчинство было произведено с Марком Вовчком, с В. Крестовским (автором “В ожидании лучшего”), с Евгениею Тур, с Щедриным, с Incognito и с Стебницким.
Когда кто-нибудь вступался за вскрытие псевдонимов, нигилистические органы над этим заступничеством только издевались. Исключительное явление в этом роде составляла обмолвка одной московской газеты, которая, цитируя статью “Современника”, подписанную “ — бовъ”, обмолвилась и сказала Добролюбов. Дружные в этаких случаях нигилисты хватили московскую газету на зубок и посмеялись над нею, сколько хотели, и в заключение присоветовали ей считать, что статью, под которою напечатано “ — бовъ”, писал Крепколобов или Твердохлебов, а не Добролюбов.
В этом единственном случае упоминание имени нигилистического писателя по поводу подписи “ — бовъ” было сочтено не только непростительною литературною неловкостью, но даже умышленным преступлением, достойным порицания и кары.
Но прошло некоторое время, и с прекращением “Современника” и “Русского слова” случаев такого бесчинства с вскрытием псевдонимов не замечалось; и вдруг ныне снова принимается за это рукомесло академическая газета, редактируемая г. Коршем.
Мы спрашиваем, кто дал нигилисту почтенной газеты какое право сделать такую огласку? Где г. Дьяченко назвал себя автором названной драмы? Кто, кроме театрального комитета, которому была представлена эта драма, да главного правления по делам печати имел право спросить настоящее имя автора переделки, скрывшего свою фамилию под одною буквою алфавита? Что общего между этою буквою и фамилиею г. Дьяченко? Если “ — бовъ” не мог быть читан Добролюбовым (что и весьма справедливо), то отчего человек, выставивший под своей работою одно Л или Л — нъ, может быть назван Дьяченко?
Напоминаем, что наше правительство, которое часто упрекают в недостатке либерализма
——
Сокрытые имена писателей, подписывающихся вымышленными именами (псевдонимами), или вовсе не подписывающихся (анонимы), есть явление, знакомое всем литературам. Явление это не представляет ничего гнусного, ничего невежественного и ничего неудобного.
Правительства, на обязанностях которых самым прямым образом лежит забота об учинении невозможною всякой публично рассеваемой клеветы и неосновательных обвинений, могли бы, в видах противодействия этим клеветам, потребовать Бог весть какой аккуратности при печатании статей обличительного свойства.
Но все правительства, за исключением французского, столь деликатны, что не вводят никаких особых строгостей и для обличительных статей и без крайней нужды ни анонимов, ни псевдонимов не обнаруживают. В литературе Англии, где наиболее привыкли уважать права человека, не вскрыто даже имя человека, писавшего политические памфлеты под псевдонимом Юниуса, и там до сих пор известны не все редакторы газеты “Times”.
У нас же, где правительство относится к инкогнито псевдонимных писателей с достаточною деликатностью, нет этой деликатности в самой среде писателей. Мы беспрестанно видим образцы самого дикого бесчинства в обращении с литературными масками, и страннее всего, что мы видим эти бесчинства, совершаемыми не только со стороны литераторов, пишущих под своими настоящими именами, но и со стороны тех, которые, срывая чужую маску, сами в то же самое время остаются под маской. Анонимные и псевдонимные писатели наших сатирических журналов в прошлом году без всякого стеснения объявляли, что статьи, подписанные в “Отечественных записках” “Incognito”, пишет литератор Зарин. Потом и этого еще показалось им мало, и они пояснили, что Incognito это Ефим Зарин, и даже Ефим Федорович Зарин. Теперь же человек, выставивший под своею работою букву Л, во всеуслышание назван господином Дьяченко. И кто же назвал имя г. Дьяченко, когда этот литератор не хотел этого? Какой-то человек, сам пишущий фельетоны под псевдонимом Незнакомца! Не странно ли это? Если уже по понятиям Незнакомца писателю нельзя и не следует скрывать своего имени, то зачем же он свое скрывает? Почему право Незнакомца маскироваться неприкосновеннее права г. Дьяченко, если только еще Дьяченко в самом деле написал упомянутый сценарий?
Вероятно, г. Незнакомец считает, что его писания хороши, а писания Дьяченко очень плохи, и срывает его маску, исходя из того, что под масками нельзя позволять скрываться именам только неискусных писателей не нигилистического направления.
Мы помним, что у нигилистов было решено, что такое разоблачение имен есть кара, заслуживаемая людьми, обращающими на себя почему-нибудь их нигилистическое неудовольствие, потому что они “сила”. Но кем же признана эта сила? И сколь обязательно для всех сносить ее и ей подчиняться? Не будут ли справедливым возмездием со стороны людей, которых инкогнито столь преступно нарушили нигилисты, платить тем же самым им самим имена и объявить всех Выборгских пустынников и Незнакомцев? Может быть, это и не было бы несправедливостию; но это было бы оскорблением принципа, который во всех случаях должны уважать литературные люди, и потому от этого надо отказаться. На эти дебоширства остается или жаловаться суду, или требовать от дебоширов удовлетворения тем путем, каким требовал себе от них удовлетворения редактор “Вести” г. Скарятин, или же (так как нигилисты пороху боятся и от таких удовлетворений отказываются) поступать с ними, как поступают во все времена с людьми, способными обижать и не считающими себя в обязанности давать за эту обиду удовлетворение. Одним словом, поступать так, как, вероятно, поступили бы с редактором “Русского слова” г. Благосветловым побитые им типографские работники, если бы они могли предвидеть, что раж, в который впадет г. Благосветлов, будет признан за извинение.