Статуи никогда не смеются
Шрифт:
— Не-е-ет… — ответила та неуверенно.
— Тогда приготовь что-нибудь для нас обоих. Я не люблю есть один.
Он говорил повелительно именно потому, что не привык к такого рода приключениям. Когда София вернулась, у нее была расстегнута пуговица на блузке. Пре-куп улыбнулся. Посмотрел на ее черные влажные глаза, черные густые волосы, перевязанные лентой.
— Вино есть?
— Нет, господин инженер.
— Пойди и принеси.
Когда она принесла вина, на ней уже не было белого передника. Прекуп снял пиджак.
Он
— Знаешь, Прек, моя прислуга очень трудолюбива и экономна. Она купила себе новое пальто. Мне следует у нее поучиться.
Вспомнив об этих словах, он подумал, что раньше подобный намек причинил бы ему боль, он почувствовал бы себя оскорбленным, стал бы стыдиться самого себя. Тогда у него были идеалы. Он махнул рукой. Теперь главное было выжить, удержаться на поверхности; иногда это казалось ему совсем нетрудным.
«В сущности, почему бы мне не пойти к Нуци?» Он быстро вошел в телефонную будку. С другого конца провода ему ответил немного деланный голос Лианы, его жены.
— Да…
— Алло, это я, дорогая. — И быстро продолжал, чтобы она не успела его прервать. — Дорогая, я говорю из конторы. У меня очень много работы. Важные подсчеты, потом заседание…
— Опять?.. Опять?.. — В сердитых интонациях он все же различил некоторое подобие сочувствия.
— Что поделаешь? Надо… Ты же знаешь. Ну, до свидания, до завтра. Мы пообедаем в ресторане, хочешь?
— Да, милый, да!
Он направился к парку. Из рощи доносился смех, на деревьях пели птицы. Он даже сплюнул от такой банальной картины. Нашел незанятую скамейку, Она вся была освещена, может быть, потому и была свободна. Сел. Посмотрел на часы. Симон должен появиться с минуты на минуту. Возможно, сегодня он останется доволен. Нужно, чтобы он был доволен.
Действительно, Симон пришел точно, как всегда, и, как всегда, попросил у него сигарету. Потом сел около него и сказал по-дружески:
— Хорошая погода, господин инженер.
— Ничего, — ответил Прекуп.
Помолчали. Голубоватый дым поднимался густыми кольцами. Они были похожи на двух служащих, которые живут поблизости и после ужина вышли на несколько минут в парк.
Прекуп, казалось, наслаждался наступившим в парке спокойствием: он вытянул ноги и вздохнул.
Симону это молчание показалось искусственным. Он хотел уже заговорить, как вдруг Прекуп наклонился к нему:
— Я пригласил тебя, чтобы…
4
После разговора с Фаркашем Хорват стал внимательнее присматриваться к лицам рабочих. Они были такими же, как и прежде: изможденные, под глазами темные круги. И всякий раз он укорял себя: «Господи, господи, а я ходил здесь, как слепой. Испугался чиновничьей работы, увлекся выпуском продукции, решением крупных проблем и забыл
Он хотел пройти между прядильными станками, но это ему не удалось. «Жирный, как свинья», — твердил он себе. Что только он ни делал, чтобы похудеть, но все было бесполезно. Стал меньше есть, а потерял ничтожно мало. Видя, что это не дает никаких результатов, он снова стал есть все и за несколько дней поправился на несколько килограммов. А рабочие, наверное, думают, что ему отлично живется. Убедившись в том, что протиснуться между станками он не может, Хорват обошел их. Молоденькая прядильщица знаком подозвала его и показала на потолок.
— Не работает.
Хорват поднял голову, увидел вентилятор.
— Почему не работает?..
— Потому что сломан, вот почему.
Хорват знал, что это такое, ведь он сам когда-то работал в цеху. Это значит, что помещение не проветривается, что люди вдыхают очесы. А легким только этого не хватает! Год работы — и начинаешь харкать Кровью. И тогда сам бог не поможет тебе. «Вот одна из „маленьких“ проблем!» — подумал Хорват. А сколько еще подобных «маленьких» проблем он не замечал! «Разве они все вместе не составляют большой проблемы?» И вдруг ему открылось странное сходство между ним самим и Симоном, сходство в том, как они работали. «Мне остается только начать произносить речи о „больших социальных проблемах“, и я стану его копией».
Хорват направился к электрикам, чтобы распорядиться о немедленной починке вентилятора. Теперь он приходил к убеждению, что каждодневная работа требует большего терпения и большего умения ориентироваться, чем его прошлая деятельность. Люди думали, вероятно, так же, как и он, — что сразу же после 23 августа все в мгновение ока изменится, — они устали ждать перемен. Он знал, что ему следует делать: разъяснять людям, что лишения неизбежны, что жертвы, которые они приносят, в конечном счете в их же интересах.
Когда Хорват уже выходил из цеха, его остановила тетушка Флоря, старая прядильщица, проработавшая на фабрике лет двадцать.
— Сегодня я опять не получила молока, товарищ Хорват. А Герасим все говорит, чтобы я записалась в коммунисты… На-кось, выкуси! — и она показала кукиш. — Я вступила в партию социалистов. Вот они, это да! Они защищают наши интересы! Полчаса назад у меня был Симон и сказал мне, что будет добиваться у барона полотна для рабочих. Не знаю точно, сколько метров в каждый квартал. Вот это да! Полотно нам очень нужно. Даже тебе оно нужно, хоть ты и толстый.