Status in statu (Государство в государстве)
Шрифт:
Сначала Ваня хотел устроить «акцию», а потом выложить им всё, что от них так тщательно скрывают. По своей наивности Ваня запамятовал, что все они – из одной организации, что омичи, что москвичи. Все они – одним миром мазаны, да и рука, как всем известно, руку моет. И такие, даже самые резкие ходы ничего не изменяют, тем более, в лучшую сторону. Всё уже решено не на генеральском (и гораздо выше) уровне. А ты, Ваня, ничтожная пылинка, прущая против целой системы. Но Ваня искренне верил и в Человечество и в человечность. Тем более, что ему известен опыт Челябинской области, где вся верхушка управления всё же попала
Утро. И опять умывальник, туалет… и всё бегом.
– Все в строю! Слушайте сюда, обезьяны! – кичился своим привилегированным положением Кузя. – Сегодня, возможно, к нам зайдёт комиссия из Москвы! Спросят: есть вопросы – вы знаете, что ответить!
– А что? – дерзко уточнил Ваня.
– Ника нет! Ты понял? Если что-то всплывёт, вы – не жильцы! Всё поняли?
Карантин провыл заученное:
– Так точно!
– Вот так лучше! И смотрите, потом они уедут, а вам тут жить. А ты, – злобно обратился «всесильный» Кузя непосредственно к нашему Ивану, – ничего не понял! Вечером поговорим! Дыши пока, животное!
Страсти в зоне особого режима накалялись. И не только в связи с ожиданием комиссии. Ваня напряжён как натянутая струна. Он ждал. Он был готов ко всему. Лишь бы комиссия прошла неподалёку, а лучше всего – рядом.
По обе стороны коридора навытяжку стояли задолбанные режимом люди и упорно заучивали наизусть осточертевшую им лагерную катехизисную муть. Посредине, наблюдая за всеми, деловито расхаживали Кузя и Макс. С озабоченными физиономиями бегали туда-сюда сотрудники администрации, и тоже настойчиво предупреждали зеков: «Ничего лишнего!». Все были в нетерпеливом ожидании… восьмого чудища света. Время тянулось как никогда медленно.
– Здравствуйте! До свидания! – заученно орали зеки-этапники на своей решающей репетиции.
Солдат сбегал к Мяснику, доложил обстановку, сообщил за Ваню и его подозрительный настрой.
– Ладно, иди пока. – благословил Мясо Солдата на дальнейшую «благородную» службу.
Перед обедом весь карантин учился быстро одеваться и выбегать на улицу. Исполнялось всё это, наверное, даже быстрей, чем в армии. «Подъём, беготня… Зачем всё это?» – размышлял Ваня. – «Чтобы отвлечь от чего-то более важного?».
Но тренировки продолжались.
– Давай быстрей! Быстрей, черепахи! Раздеться, одеться, выбежать и построиться! Вы будете тренироваться до вечера!
Этапники торопились, в панике хватали чужие шапки, фуфайки… И всё начиналось сначала. Число попыток перевалило уже за тридцать, но комиссия всё равно не появлялась. А может её и не будет? Ваня нервничал. Его всё больше раздражала эта бестолковая беготня. Но срываться пока было рано.
Когда они в очередной раз строились на улице, Кузя позвал Ваню в карантин. Наш герой весь внутренне напрягся, собрался и решительно шагнул навстречу своей судьбе.
Зашёл в карантин, огляделся. Всё тихо. Козы каждый занят своим делом. Ваня по предыдущему опыту знал, что стоит разинуть рот, и тебе сразу накинут мешок на голову, а там, борясь за крупицы воздуха,
– Собирайся с вещами!
– Какие вещи? – оторопел от неожиданности Ваня.
– Тебя заказали с вещами!
Ваня не мог понять, что происходит. Да и в замыслы свои он никого, даже близких друзей, не посвящал.
– Быстрей! Хватайте косметички и быстрее на выход! – торопили Ваню и ещё одного этапника.
Что за спешка? Они взяли свои вещи из каптёрки, оделись и стояли с сумками у выхода. Солдат многозначительно молчал, сидя к ним спиной. Кто-то из сук даже позавидовал им.
– Вы, ребята, вытащили счастливый билет!
Это что ещё за бред? Ваня не верил их россказням. Отсюда уезжают только с туберкулёзом.
– Ну и повело вам!
Ваня недоумевал. Туберкулёз у них называется удачей! Да, он когда-то болел этим заболеванием. Но его вылечили и выписали ещё на транзитном Централе. А, может быть, здесь, из-за пыток с мешками на голове, болезнь опять возобновилась? Ваня не знал, что и думать. А может, это Мясник замутил и убрал его с решающего забега? Во избежание возможных неприятностей. – Они же здесь все такие тонкие психологи. Ваню терзали разнородные мысли. Но ясно было одно: все его революционные планы с блеском рухнули! (Не унывай, Ваня! Че Гевара – жив! А на нашей земле столько бардака, что революционно настроенным элементам хватит работы ещё не на одно тысячелетие).
Им выдали инфекционные маски. Инспектор уже собрался уводить их с этапа. Ваня искал в толпе провожавших зеков своих друзей. Когда они встретились взглядами, он испытал какую-то глубоко выстраданную боль, глядя в их обречённые глаза. Бенди смотрел на него так преданно, что у Вани от горечи ком к горлу подкатил. Ваня ещё не верил, что у него туберкулёз, он полагал, что после уезда комиссии он снова увидится со своими друзьями. В Челябинской области Администрацией практиковался такой трюк: всех, кто может что-то сказать, собирали и закрывали в овощехранилище, иногда и на целые сутки. А тут всё было для него в новинку, и Ваня не знал, чего от них ожидать. – Да чего угодно, только ничего хорошего.
Ваня мог попрощаться со своими друзьями только глазами. Он даже не мог обнять их на прощание. Он только подмигнул им напоследок.
Козы тоже собрались все и смотрели на эти сборы. Но Ваня всё ещё не понимал, что происходит.
На Централе его выписали, поставив ЗГДУ. А, может, его специально выписали, чтобы отправить в Омск. Туберкулёзников обычно не этапировали, а здесь, на особом режиме, туберы сидели под крышей, то есть в больничном изоляторе. Или он действительно заболел вновь в этих адских условиях? Ваня не знал, что и думать. Оставалось только безропотно идти навстречу своей судьбе.
Его и Никона с Ростова, мужика-работягу лет пятидесяти, посадили на МСЧ в двухместный изолятор под видеокамеры. Окна, выходящие наружу, были тщательно закрашены белой краской. Но даже и в такой, наглухо изолированной камере им нельзя было прилечь, и они целый день просидели на стульях. Зато радио колониальное (простите, колонийское) целый день орало на всю катушку. От этого постоянного ора можно было ещё и с ума сойти. Убавить силу звука не было никакой возможности. Всё было продумано на добивание больных людей.