Ставка на проигрыш
Шрифт:
А интересы государства? Китайского, разумеется. Именно на голову представителей КНДР в последнее время чаще всего сыплются упреки в научно-техническом шпионаже. У китайцев нет времени свою науку практически с нуля поднимать, – фундаментальная научная школа, как известно, штука серьезная, она десятилетиями создается, – а им двигаться вперед, догонять надо. Семимильными шагами и пятилетками.
Так что… Могли они всей толпой одного шпиона прикрыть?
Более чем. И выглядит это куда как логично. Звонок по мобильнику:
Тьфу ты, напасть какая! Что же мне теперь еще и об одиннадцати, нет, четырех китайцах думать?! Да они для меня все на одно лицо! (Кроме министра. У него вид внушительный и брюхо.)
Не-е-ет, с размышлениями надо завязывать. Как ни увлекательна, как ни занимательна игра – угадай, кто шпион? – пора завязывать. Иначе все запутаю и пущусь подозревать Назара Савельевича…
Я встала с шезлонга, потянулась и, взглянув на часы – 11.32, – отправилась с визитом в каюту номер четыре. Мадам Марченко уже третий день носа оттуда не кажет, пора проявить женскую солидарность и проведать «утопленницу».
На ручке двери в каюту не висела многоязыкая табличка с просьбой не беспокоить, поэтому я отважно побарабанила по двери, услышала из-за нее: «Входите, не заперто!» – и сунула нос в щелку.
– К вам можно? – спросила с улыбкой.
– Ну… да, – отозвалась Инесса Львовна и запахнула на груди тонкий шелковый халатик.
Зона декольте мадам Марченко несла на себе признаки втаскивания бесчувственного тела в спасательную шлюпку – несколько подсохших царапин в зеленовато-желтом обрамлении.
– Простите, что я так, без приглашения, – заюлила я. – Но так скучно…
– Да-да, проходите, – уже более обрадованно заговорила женщина. Кстати, ее мужа я еще всесторонне не прикладывала к кальке «клетчатого» шпиона. – Прошу садиться. Чай, кофе?
– Минеральной воды без газа, если можно, – все так же лучезарно скалясь, промурлыкала я. – А у вас мило…
В каюте был жуткий бардак. Добровольно изолированная мадам Марченко, скорее всего, только сегодня сняла с двери табличку «Не беспокоить» и отважилась встретиться смущенным лицом с образцовой прислугой.
– Какое там, – отмахнулась мадам и соврала: – Два дня голова болит. Лежу тут, лежу… Все сил нет вещи по шкафам разбросать.
Лежала, надо сказать, Инесса Львовна с большими удобствами. На тумбочке возле кровати стоял разоренный поднос весь в фантиках от конфет и банановых шкурках, на смятой постели обложкой вверх валялась раскрытая книга. На обложке картинка: мускулистый брюнет сжимает в объятиях нежную блондинку, а вокруг пальмы, пальмы, кипарисы.
– Хотите, я принесу вам таблетку пенталгина?
– Не стоит, – метнулся взгляд Инессы Львовны, – спасибо. Вас, кажется, Софья зовут?
– Да.
Марченко выпрямилась во весь свой внушительный
– А я Инесса. Без отчеств. Договорились?
Женщины, способные в пьяном виде свалиться за борт, всегда вызывали во мне искренний интерес с толикой пугливого уважения. Такие не то что коня на скаку остановят и любого мужика перепьют, но еще и бизнесом, как правило, руководят лихо, без всяческих истерик и скидок на маникюр.
– Шампанского хочешь?
– В одиннадцать утра?! – поразилась я.
– Ну, тогда и мне рано, – легко согласилась Львовна. Села в кресло напротив, закинула ногу на ногу и ухмыльнулась во весь рот. – Ну, давай. Рассказывай.
– О чем?
– Какие впечатления оставило мое пике за борт?
– Ммм… обширные, – в том же шутливом тоне ответила я. Инесса начинала мне нравиться все больше и больше.
– Представляю. Сплетничают?
– Нет. Народ занят бизнесом.
– Ага. Ну ладно. Сегодня за ужином погляжу. Конфетку хочешь?
Несмотря на «пике», энергия била из Львовны ключом. За двести секунд моего пребывания в каюте мне предложили: чаю, кофе, шампанского и конфету. Через двадцать минут меня сытно накормят и книжку вслух почитают.
– Спасибо, – рассмеялась я. – Только что чашку сладкого кофе выпила.
– Тогда лакай свою минералку. Погода на улице какая?
– Нормальная, – едва успевая попадать в ритм разговора Инессы, ответила я. – А вы на улицу…
– А я под домашним арестом, – перебила хозяйка каюты. – Дала мужу слово, что трое суток из номера ни шагу. Он мне срок немного скостил. За приличное поведение. Сегодня к ужину на свободу выйду. А ты чем занимаешься?
Бессистемные вопросы продолжали сбивать с толку, и отвечала я односложно:
– Скучаю.
– А твой?
– Работает.
– Молоток. Он действительно такой… важный?
– Ну-у-у…
– Да бог с ним. Мы не пересекаемся. Тоннаж не тот.
– В смысле?
На взгляд Львовны, я, пожалуй, тупила, и она подредактировала текст для даунов:
– Весовые категории разные. Ферштейн?
– Угу.
– А ты у него… как?
Я опустила глазки и скромно мяукнула:
– Невеста.
– Молоток. Такого жеребца в стойло завела.
– Не завела, – немного смущаясь, мяукала я. Прямота питерской коммуналки несколько… коробила. Туполев – жеребец? Пардон. Рысак! Призер!
– Смотри в оба. Те, попугаихи, его плотно обкладывают.
Ну и женщина! Ей бы шпионов ловить.
Хотя нет. Она как Туполев. Направо, налево, женщина-топор. А шпионаж тишину любит.
И пока меня не перебили вопросами о температуре воды за бортом и настроениях в обществе, пошла вперед. В лоб, так сказать. С такими женщинами можно не лукавить.