Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
Мелетий приглашал их в гости – старших женщин дома Флатанелосов и Мардония Аммония: хотя Метаксия Калокир и была независима, как вдова, женщинам было неприлично ездить в гости к мужчине без опекуна – знатного сопровождающего. В качестве такого сопровождающего и приглашался юный Аммоний: хотя, конечно, его в гостях у Гавросов никто слушать не станет. Тут и не скажешь, кто кому будет сопровождающим!
Феодора вдруг подсчитала, сколько лет прошло с того года, как ее пленили, - для этого ей пришлось припомнить возраст старшего сына, Варда Нотараса, которому как раз в июне исполнилось восемь лет.
А
– Что ж, поедем, развеемся! – сказала Феофано, когда услышала о приглашении Мелетия.
Они обе возьмут с собой детей – но ведь Мелетий, конечно, давно знал о прибавлении в семействе Флатанелосов; и жены его в имении не будет, о чем он предупредил. А прочим в итальянской провинции и вовсе нет никакого дела, чьего ребенка родила здесь бежавшая из Византии знатная вдова-гречанка. Мало ли тут таких вдов – да и жен!
Обе подруги, конечно, снарядили для себя и детей богатую повозку; Мардоний поедет верхом. Сама Феофано в имении, отдохнув после родов, уже нередко садилась на коня по-мужски: после того, как она начала стрелять из лука, слуги-итальянцы этому не изумлялись, хотя на кухнях наверняка толковали о многом. Пусть их! Этих нечего бояться!
Феодора, родив сына, еще не садилась на лошадь – хотя намеревалась попробовать в самом скором времени.
Загородная вилла Мелетия Гавроса, которую они видели в первый раз, не уступала богатством римскому его жилищу: а пожалуй, и превосходила. Здесь он мог себя не стеснять, строясь так широко, как только пожелает душа и позволят средства; а средства были немалые. И сад был такой, что впору потеряться, - больше, чем у всех византийских патрикиев, у которых Феодоре довелось жить.
– Славный дом! – сказала Феофано, с жадностью оглядывая все это великолепие, - Мелетий завел себе даже павлинов, гулявших между фонтанами.
Феодора пожала ей локоть.
– Ты хотела бы себе такой же?
Феофано кивнула, погрузившись в свои мечты, - конечно, она думала о возвращении комеса; а может, и о разговоре с Мелетием Гавросом, который им предстоит… уже сегодня.
Долго говорить наедине им не пришлось: пришел привратник, который встретил подруг у кованых ворот виллы и отлучался, чтобы привести хозяина. Мелетий Гаврос был с ним. Он радостно простер руки к амазонкам, как будто они обе были его дорогими родственницами.
– Как чудно, что вы приехали, мои госпожи!
Он расцеловался с женщинами, потом взглянул на сурового Мардония, который стоял в стороне, держа под уздцы коня: точно готовясь ускакать отсюда, как только ему что-то не понравится.
– Поди сюда, мой юный синьор! – позвал киликиец, подманив сына Валента рукой.
Мардоний дернулся от этого обращения; но потом послушно оставил поводья и подошел. Мелетий, который прекрасно знал о том, что его обыкновения стали известны новым друзьям, не стал обнимать юношу, а только похлопал по плечу.
– Ты уже совсем мужчина! У меня сегодня к тебе будет разговор, - Мелетий вдруг подмигнул; Мардоний свел черные четкие брови и покраснел. Но он только поклонился, ничего
Феодоре показалось, что Мелетий Гаврос сейчас беспредельно радуется свободе – которой он никогда не имел в городе, под ферулой* своей римской супруги.
Потом Мелетий посмотрел на детей – Энея вынесла на руках Магдалина, а Леонида вывела другая, здешняя итальянская нянька, приставленная к сыну Феофано: тезка и соплеменник спартанского царя уже ходил своими крепкими ножками. У него были большие серые глаза, как у матери, а черты, как у Марка: точно на греческой гемме.
– Какие прелестные дети! – воскликнул Мелетий: с неподдельным восхищением. – Вы привезли сюда Грецию, мои госпожи, ароматы и песни моей родины, которые я слышу, глядя на ваших сыновей!
Феофано царственно склонила голову, опустив подкрашенные глаза. Феодора заулыбалась, хотя на душе скребли кошки: радушный хозяин определенно что-то задумал.
Наконец Мелетий сделал всем знак следовать за собой. Конечно, они приехали на несколько дней, - и он заблаговременно позаботился о комнатах и удобствах для младенцев; а значит, задумал что-то серьезное. Иначе никакой мужчина не станет так хлопотать о чужих женщинах, а тем более о тех, кто пользуется такой дурной и громкой славой!
Хотя вполне могло быть так, что Мелетий восхищался амазонками искренне, - действовать прежде всего себе на пользу это ему не помешает.
Когда Мелетий отвернулся, Феофано посмотрела на Марка, все еще сидевшего в седле, как и несколько других мужчин-сопровождающих: отец ее ребенка приехал с ними. Разумеется, лаконец не мог отпустить свою невенчаную жену и сына одних в такое место. Если Мелетий Гаврос заметит Марка, он, конечно, сейчас же сличит его черты с чертами Леонида; но с этим ничего не поделаешь. Скорее всего, хозяин и подозревал что-то подобное.
Впрочем, Марка должны были поселить со слугами, - может быть, Мелетий и не поймет.
Когда женщины устроили наверху детей, Мелетий позвал их вместе с Мардонием обедать. Он распорядился, чтобы стол накрыли тоже наверху, по соседству с детской: на случай любой тревоги.
Некоторое время все поглощали салаты и изысканное жаркое, не говоря ни слова; и хозяин тоже молчал. Но когда Феофано со светской учтивостью заговорила первой, похвалив обед, Мелетий Гаврос тут же откликнулся.
– Как я рад, что наконец могу говорить с вами свободно, - сказал он без обиняков. – Здесь дышится намного легче, чем в Риме! Вы не можете себе представить, мои синьоры, как недостает в провинции занятных людей… тех, кто был бы не только высокороден, но еще и умен.
– Я думаю, господин Мелетий, умных людей хватает и здесь, так же, как и в Риме, - возразила Феофано, - недостает тех, у кого есть смелость открывать рот!
Мелетий учтиво рассмеялся; потом перестал улыбаться и посмотрел в глаза лакедемонянке с неожиданной серьезной тоской.
– Истинная правда, госпожа Метаксия.
Он вздохнул, словно решая, о чем можно с ними говорить; хотя про себя, конечно, давно продумал весь разговор.
Мардоний мрачно цедил вино, отодвинувшись в угол стола, - на удивление похожий на отца, когда тот, сидя за столом у Феофано в имении Нотарасов, задумал отмежеваться от своих союзников!