Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
Проводник посмотрел прямо в карие глаза московитки, и она закраснелась под этим взглядом.
– Меньше всего Феофано хотела бы увидеть жалость в твоих глазах, госпожа. Время не щадит никого… она хотела уйти такой же великой царицей, первой из всех, какой ты помнила ее.
Проводник склонил голову и погладил надпись на плите.
– Ее возлюбленный, лаконец Марк, сказал, что она улыбнулась перед смертью.
Феодора, зажмурившись, прижалась к груди своего мужа: они долго молчали. Леонард прикрыл беззащитную голову жены от яростного
– Кто же повелел сделать эту надпись? Она сама?
– Нет… ее супруг, Марк.
Тут Феодора выпрямилась и отбросила руку Леонарда.
– Марк? Но разве он не мечтал заполучить Феофано для себя одного? Как мог мужчина…
Проводник улыбнулся.
– Конечно, ее муж мечтал об этом, - сказал грек, неведомо каким образом посвященный во все их сокровенные семейные тайны. – Но он любил ее, госпожа, и первенствующими для него всегда были желания Феофано…
– А где сейчас Марк – и их сын, Леонид? – спросила Феодора тихо.
– Они уехали, а куда, нам неведомо, - ответил проводник. – Этот мальчик уже совсем взрослый воин… может быть, ты встретишься с ним и его отцом, но я сомневаюсь, что Марк этого захочет.
Критянин закутался в выцветший плащ.
– Ты знала царицу Феофано с той стороны, которая была неведома ни одному из мужчин. В душе этой великой женщины была комната, где вы встречались и любили друг друга, - и Марк никогда не нарушал неприкосновенности этого места, пока царица была жива. Неужели ты думаешь, госпожа, что муж Феофано осквернит ваше святилище после ее смерти?
Феодора медленно покачала головой.
Она вновь высвободилась из рук мужа и, опустившись на горячий песок, прижалась щекой к надгробию. Московитка долго лежала так, будто одна из всех слышала зов мертвой, - и никто из мужчин не смел коснуться ее плеча.
– Я хочу, чтобы здесь выбили еще одну надпись… под этой первой, - наконец тихо проговорила русская пленница. – “Гноти сеаутон”.
“Познай себя” - то, для чего живет на свете каждый.
========== Эпилог ==========
Феодора и Леонард прожили в любви и согласии еще четырнадцать лет, родив еще одного сына, который получил имя отца. Александр Нотарас так и не был найден – но, зная родителя Александра, встречи с похищенным мальчиком можно было ожидать когда угодно.
Комес Флатанелос еще дважды плавал в Московию – в первый раз он привез ждавшей его дома жене привет от Микитки и его братьев, которые благополучно обзавелись семьями, а во второй привез вести о смерти русского евнуха. Паракимомен последнего Палеолога пережил своего государя на двадцать шесть лет: весьма долгий срок и целая человеческая жизнь.
Мардоний, к этому времени ставший отцом троих живых сыновей и одной дочери, живший с женой если не счастливо, то мирно, услышав новость о смерти побратима, как будто опять перенесся в тот день, когда простился с Микиткой навеки… в тот день, когда русский
В тот день, когда Микитка спас Валентова сына от турок и от участи наложника: когда они нашли друг друга.
Македонец рыдал, скрывшись от всех, целуя русую вьющуюся прядь, которую до сих пор хранил в своем медальоне. И Рафаэла наблюдала эту скорбь, уже не испытывая ревности и почти разделяя чувства мужа.
За те долгие годы, что они прожили вместе как добрые супруги, итальянка узнала, почему Мардоний был так привязан к своему увечному другу и чем он был ему обязан. И, несмотря на эту запретную любовь, - а может, и благодаря ей, - их брак не разбился, а ее мужа Господь охранил: Мардоний и Рафаэла надолго пережили родителей итальянки и других старших могущественных родственников, грозивших македонцу смертью.
Феодора так и не встретилась с Марком, но встретилась с его сыном.
Юный лаконец прискакал в имение Флатанелосов один: и передал итальянскому привратнику, что желает поговорить с госпожой с глазу на глаз. Сам не зная почему, итальянец почувствовал к гостю доверие и пригласил хозяйку выйти к нему за ворота.
Феодора сразу же догадалась по описанию приезжего, кто хочет ее видеть: она едва справилась с волнением. Укрепившись, вспомнив заветы своей возлюбленной подруги, московитка вышла к Леониду.
Юноша стоял, держа под уздцы богатырского коня; когда госпожа дома подошла, Леонид посмотрел ей прямо в глаза и улыбнулся, обойдясь таким безмолвным приветствием. Черные по-военному коротко стриженные волосы, стальной блеск серых глаз и сила, таившаяся за молчаливостью и сдержанным достоинством этого юноши, сразу напомнили Феодоре обоих его родителей.
Феодора хотела заговорить с ним, но слова застряли в горле: слишком много нужно было сказать, для этого мало целой жизни!
Московитка вдруг поняла, что видит вместо юного лаконца его безвозвратно ушедшую мать, - она стиснула зубы, удерживая рыдания.
Леонид, по-прежнему не говоря ни слова, запустил руку за пазуху и достал сложенный пергаментный лист.
– Мать завещала мне незадолго перед смертью передать это тебе… прости, я смог выполнить ее просьбу только теперь, - улыбнулся юноша.
Феодора, благоговейно взяв пергамент, который хранила для нее ее филэ, разглядела начертанную черной тушью карту. Нахмурившись, с екнувшим сердцем московитка вскинула глаза на Леонида.
– Это карта кносского дворца, - пояснил гость.
Феодора судорожно вздохнула; Леонид, кивнув, потупил взор почтительно и скорбно.
– Да, госпожа, это рядом с гробницей матери… и с гробницей критских царей, - сказал он. – Мать с отцом решили, что это место лучше всего подходит для сохранения ваших сочинений. Эти бумаги опасно держать в близости от Рима - и в любых католических владениях. Только смешать их с прахом свободных язычников… как прах царицы Феофано.