Стая
Шрифт:
Денис бросился за Юлькой, не раздумывая: а стоит ли?
Стоит и пошли все к черту!
Нашел ее в бане. Она умывалась и плакала. Это и на плач было не похоже. Скорее, на громкие сухие всхлипы. Отчаянные, но без слез.
— Вырвало? — спросил глухо и тревожно. Что-то оборвалось в нем при виде ее измученного лица и дрожащих рук. И у самого внутри тошнотворная волна поднялась, и к горлу ком подступил, перекрывая дыхание.
— Да, — прошептала она, и Денис сдернул с крючка большое полотенце.
— Легче?
— Нет, — покачала головой и прижала к лицу махровую ткань, уткнулась в нее, как будто прячась, и обессилено опустилась на деревянную лавку. Пожалела, что
— Тихо, — Денис крепко сжал ее руки. И сам вздрогнул от того, какие они ледяные. — Разберемся… — Понимал, что прозвучало это скупо и безлико, а никак не ободряюще. Однако что-то большее сказать не мог, пообещать тоже. Откуда же взять эту бодрость? Не время, не место. Но «разберемся» — это единственное, что пришло в голову. Слов не хватало. Не находились они никак. Да и не говорить бы сейчас, а обнять, крепко прижать ее к себе. Утешить без сотрясений воздуха.
А, плевать! Плевать, даже если кто-то увидит их вместе. Сегодня все друг у друга на груди утешаются. Кто громко, кто тихо, а некоторые навзрыд. Каждый в свою жилетку. Да плевать на все…
Обнял в одно касание. Обвил руками и прижал к себе.
Не шевелился, не гладил спину, не водил ладонями, не трепал волосы. Пусть хоть на несколько секунд, на короткое время, но обнял и замер.
Сдавил, скомкал у себя на груди, как бумагу. Подавил всхлипы, стер слезы своей рубашкой.
Не знал, как ее успокоить. А как можно успокоить человека, который не плачет в голос и не бьется в истерике?
— Мне надо уехать отсюда, я не хочу оставаться здесь на ночь. Я и так прошлую не спала. Надо с мамой поговорить, — Юля попыталась вложить в голос решительность и даже отважно оттолкнулась, явно намереваясь выполнить задуманное сию же минуту. Но убедительности не получилось. Ни в голосе, ни в движениях. Вышло все как-то дрожаще и неуверенно. Потому не отпустил, сильнее только стиснул. Но время шло. Руки никак не хотели соскальзывать с ее плеч, и в вязкой тишине слышались только ее пульс и биение только ее сердца.
— Вдруг увидят… — Юля словно очнулась, посмотрела на Дениса и отстранилась.
Он заправил ей за ухо мокрую прядку волос.
— По-моему, всем не до тебя сейчас.
Словно опровергая его слова, скрипнула дверь.
— Юленька, что случилось? — В проеме появилась Наталья.
— Все нормально. — Юля нехотя освободилась от Дениса.
— Какого, скажите мне, х… — недовольно начал он, но вовремя прикусил язык, чуть не ругнувшись в пылу, — …толка нужно было везти ее на похороны?
Наталья немного опешила от его резкого тона, но не стала горячиться. Еще находилась под впечатлением от увиденного, поэтому отнеслась к шауринскому выпаду снисходительно, найдя этому разумное объяснение.
— Я сама захотела, — тут же вклинилась Юля. — Но только оставаться здесь на ночь не желаю. Мам?..
— Ладно, — со вздохом сказала Наталья. — Иди собирайся.
Юля с таким рвением понеслась в сторону дома, что пару раз запнулась по дороге.
— Побудешь с ней, я тебе сама позвоню, сообщу — что и как…
Денис, не скрывая недоумения, остановил взгляд на лице Натальи. Быстро все решилось. Без лишних фраз и разъяснений. И довольно неожиданно. Что впору подозревать неладное.
— Чего застыл? Или мне тебе еще на пальцах объяснить, что можно, а чего нельзя?
— Не стоит, обойдусь. — Шаурин поспешил развернуться и уйти прочь.
Женщина смотрела ему
Юля быстро собралась: желание покинуть это место подгоняло, действуя лучше любого допинга. Только платье сбросила, натянула привычные шорты и футболку, захватила кое-что из вещей и выскочила на улицу. Ни с кем не прощалась, ничего не объясняла. Садясь в машину, не задавалась вопросом, куда отвезет ее Денис. Важнее, что мама дала свое согласие.
Покидать бабушкин дом было очень тяжело, но оставаться в нем, зная, что бабули больше нет, тяжелее стократ. На сердце будто трещина образовалась. Что-то умерло сегодня. Вместе с бабушкой. Какая-то часть Юлиной души. Понимала, конечно, что заживет все со временем. Что слезы кончатся. Что горе постепенно перестанет холодить внутренности. Но сейчас было так больно, что даже дышать трудно и думать, не то что говорить. Хотелось вообще не думать, впасть в забытье. Почему же нет у человека такой кнопочки, чтобы отключиться по желанию… Полностью отключиться: чтобы без сновидений. Боялась снов, вдруг бабушка приснится, если и во сне та же боль. Как перенести?..
По дороге с Денисом не разговаривали, но сегодня, вопреки обыкновению, молчание было неуютным и колючим. Юля разместилась на заднем сиденье. Не плакала, смотрела в окно стеклянным взглядом. Окружающие красоты не производили впечатления, свежий ветерок из приоткрытого окна не бодрил. Мир словно покрылся толстым слом пыли — страшно задохнуться.
Юля знала, в каком районе проживал Денис, потому слегка озадачилась, когда он остановил машину у девятиэтажной «панельки» практически на другом конце города.
— Приехали. Сейчас нам будет хорошо, — в своей обычной манере сказал он. Юля промолчала, не поддержав иронии. Несмотря ни на что, удивление ее не было настолько велико, чтобы сыпать вопросами, куда ее привезли и зачем. Она с трудом выбралась из салона и слепо пошла за Шауриным. С трудом, потому что чувствовала себя выжатой как лимон. Чувствовала себя далеко за той гранью, когда человек в силах управлять и разумом, и эмоциями. Только у самой двери, заслышав трель звонка, почувствовала внутри внезапное волнение. А уж когда увидела на пороге молодую женщину с округлившимся животом, совсем смутилась.