Стая
Шрифт:
— Эй! Сова, открывай! Медведь пришёл, — пошутила Юля под скрежет замка. Вернее, попыталась пошутить, чтобы всколыхнуть свои замороженные чувства.
— Заходи, Винни-Пух, — сказал Денис, распахивая входную дверь.
Юлька смело шагнула за порог, всей душой желая ощутить волнение, трепет, смущение, в конце-концов. Хоть что-нибудь! Что-то взрывное, будоражащее дух! Но внутри царило какое-то странное отупение. По-другому и не назовешь. Отупение и заторможенность реакций до холода в пальцах.
— Я устала, — сразу сказала, опускаясь на пуф в прихожей, — как будто пробежала десять
— Иди, потом я. Ванную сама найдешь или тебе дорогу показать?
— Хотя с ориентированием на местности у меня большие проблемы, надеюсь, обойдусь без карты. Не надо мне экскурсию устраивать.
— Не потеряешься, думаю. Я переоденусь. Если что нужно, говори.
— Разберусь, — вздохнула.
Денис застыл на ней взглядом. Долго смотрел и не отходил.
— Иди, — шепнула она, и он исчез в одной из комнат, наверное, спальне.
Не взволновало хлопанье дверцы шкафа, не возникло желания заглянуть к нему и полюбоваться его сильным телом. С большим трудом Юля поднялась. Ноги будто в кандалы заковали. Ванную комнату нашла без проблем, карта, действительно, не понадобилась.
Долго стояла под душем, пытаясь поплакать. Почему-то не получилось. С трудом выдавила из себя пару слезинок. Хотелось освободиться от всего, что разрывало сердце, но даже поплакать не выходило. Думала, что после того, как смоет усталость водой, полегчает, но стало еще хуже. Даже Денис не спасал от темноты. Прошла в гостиную, где он смотрел телевизор. Усевшись на диван, освободила волосы от полотенца. После горячего душа воздух в квартире показался прохладным и возникло желание укутаться во что-нибудь теплое. В сумке лежала тонкая трикотажная пижама, конечно, не самая теплая одежда, но пижамные штаны длиннее, чем шорты. А вот, надев другую майку, мало что получиться выиграть. Только лишь сменить белый цвет на голубой. Подумав, Юля сходила в ванную, переоделась и снова забилась в самый угол дивана, поджав ноги.
— Замерзла? — спросил Денис, увидев у нее на плечах мокрое полотенце. Разве можно им согреться?
— Да.
— Может, поревешь? — Принес ей теплый свитер и присел рядом, глядя, как она дрожащими руками натянула на себя кофту. Ей как раз почти до колен.
— Не получается, — призналась. — Я пробовала.
Шаурин сплел пальцы и задумался, уставившись в телевизор.
— Ладно, — сказал со вздохом, — я в душ, ты посиди пока. Я скоро.
— Куда ж я денусь…
Он вышел из комнаты, Юля проводила его взглядом. В другое бы время обшарила всю квартиру, заглянула в каждый уголок. Всегда было интересно, как он живет, какая у него мебель, что любит. Квартира — это отражение хозяина. И сам он в голубых джинсах и серой майке выглядел сейчас очень близким и домашним. Радостью бы гореть, оттого что впереди у них целая ночь. Что можно наконец-то не бояться посторонних взглядов. Но в душе царило холодное равнодушие и нежелание шевелиться.
— Кофе хочешь? — вернувшись, снова сделал попытку заговорить, вытащить Юльку из раковины, в которую она уходила все глубже. По его крепкой шее стекала капелька воды, Денис стер ее ладонью.
— Да, — не очень хотела, но согласилась. Наверное, чтобы занять себя чем-то и отвлечься. Как-то только
На кухне Юля побежала глазами по темной мебели, а потом долго рассматривала фотообои с изображением Мерлин Монро. Рассмеявшись села за стол в ожидании обещанного кофе.
— Ничего так у тебя подружка, — усмехнулась, все еще блуждая взглядом по стене.
— Машка-то? Да прелесть просто, такая сговорчивая. Я фанатею от нее.
— Я поняла. Мне интересно, как это тебе только в голову пришло?
— Не спрашивай лучше.
Комнату заполнил аромат кофе, Юлька глубоко вздохнула, и когда он коснулся легких, внутри стало теплее.
— Что ты мне туда налил? — спросила, когда Денис поставил перед ней белую кружку. Видела, что из большого глобуса, который оказался вовсе не глобусом, он доставал какую-то бутылку, а потом плеснул ей в кофе столовую ложку темной жидкости.
— Успокоительное.
— Я его, знаешь, сколько уже выпила? — усмехнулась она.
— Ты пила неправильное успокоительное.
— А себе?
— А я не волнуюсь.
Он не волновался. Просто не знал, что с ней делать, с Юлькой. Наверное, в том-то и была проблема, что не мог он почувствовать всю глубину ее боли. Мог бы, тогда, может быть, нашел слова, поговорил и как-то успокоил. А так, оставалось только наблюдать за ее мучениями.
Попробовав кофе, Юля ничего особенного не почувствовала. Разве что, немного больше горечи. Но это не беда. Горечи сейчас в ее жизни хватает. Ложкой больше, ложкой меньше.
— Накрылось мое сочинение, — задумчиво сказала после того, как отпила половину кружки. Молчать надоело.
— Какое сочинение?
— Каждый учебный год начинается с сочинения «Как я провел лето». Я никогда не писала ни о лазурных берегах с белым песком, ни об огнях Эйфелевой башни. Всегда о том, как я провела лето у бабушки в древне. Мои сочинения — самые настоящие. Потому что в них ни капли правды, я все сочиняла, придумывала. Как я брожу по лесу, собираю ягоды или грибы. Как слушаю пение птиц, кормлю белок. Катаюсь на велосипеде, одна бесстрашно уезжаю далеко-далеко к желтым подсолнуховым полям. У меня этого никогда не было, — коротко вздохнула, — по понятным причинам. Но у меня офигенная фантазия, такая, что на последнем предложении я сама себе была готова поверить. А теперь вот придется писать про Кипр. Расскажи мне что-нибудь, — подняла сухо блестящие глаза.
— Что, например?
Денис не сел на стул, стоял опираясь бедром о столешницу с кружкой в руке.
— Не знаю. Скажи мне что-нибудь хорошее.
Тяжелый вздох заставил Юлю улыбнуться. Она выжидающе глядела на Дениса, не отпуская с лица заинтересованности.
— Подожди, — глотнул кофе, — я не могу тебе прям вот так с ходу насочинять.
— Жду, — она кивнула и тоже поднесла кружку к губам.
— Я помню, как ты танцевала вальс у нас на парадной линейке. — Поставил свою на стол. Звонко это прозвучало и решительно.