Стефан в гостях у ведьмы

Луковская Татьяна

— Чего тебе нужно? Мы обо всем уже переговорили в прошлый раз, — окинула его равнодушным взглядом Каролина.

— Что, даже не поцелуешь? — Стефан переместился на соседнее сиденье и теперь сидел напротив, скрестив руки на груди и нагло разглядывая попутчицу.

— Уже с утра глотнул? — брезгливо усмехнулась Каролина.

— Да что ты, трезв как причетник, — подался вперед Стефан, укладывая ей руку на колено.

— Сдурел, здесь люди кругом! — зашипела на него Каролина, скидывая мужскую ладонь.

— А кто-то не знает? — встрепенулся Стефан. — Эй, кто еще не знает, что мы…

— Пошел

к черту, дурак! — перебила его Каролина, белея от злости. — И больше никогда не появляйся! Думаешь, я все это терпеть стану только из-за того, что ты королевич?

— Станешь, — Стефан откинулся на сиденье, прикрыл глаза, задрал вверх лицо, подставляя его ласковому весеннему солнцу и теплому южному ветру. — Станешь, — упрямо повторил, не глядя на любовницу.

— Какой-то ты сегодня другой, — растерянно пробормотала Каролина, отодвигаясь в дальний угол возка.

— А ты такая, как и всегда, — приоткрыл Стефан один глаз. — Приедешь ко мне в Пшоничи, как обещала, или мне там себе зазнобу поискать?

— Какие Пшоничи? — хохотнула Каролина, но как-то натужно. — Ты завтра к яворам уезжаешь. Все уж то знают.

— Какие пронырливые эти «все»? Я не знаю, а они уже все знают, — Стефан снова подался вперед, придвигаясь к попутчице. — Так приедешь или нет? А?

— Я подумаю, — снова вошла в образ недоступной колючки Каролина.

— Подумай, — легко согласился Стефан.

— Стефаночку, а кто же тогда едет к яворам? — осторожно спросила Каролина.

— Тебе какая разница, — Стефан прыгнул к ней, обнял, до боли сжимая ребра, запрокинул ее голову для поцелуя, но целовать не стал. — Приезжай, про перелетных птичек стихи почитаю.

Она, к своему раздражению, почувствовал, как затрепетало тело, возбуждаясь под его горячими ладонями.

— Я подумаю, — уже кокетливо стреляя глазками произнесла красотка.

— А проболтаешься, будет плохо. Поняла? — рыкнул Стефан, и бросив Каролину, спрыгнул с возка, пропадая в узком проулке.

— Взрослеет мальчик, — прикусывая пухлую губку, задумчиво произнесла пани Блинкова, проводя рукой там, где только что лежала ладонь бывшего любовника.

Глава V. Стешка Рубака

Вот так чудеса! Дома уже вовсю цвели вишни, выбрасывали бутоны яблони, окутывала округу удушливым ароматом лесная черемуха, а здесь, за Ладой из-под скрученных прошлогодних листов только выглядывали синие головки пролесков. Стешка, перегнувшись в седле, широкой ладонью хапнул, сколько смог захватить, синеглазых цветов, потянул носом легкий медовый дух.

— Прежний-то королевич тоже все цветочки любил, — небрежно изрек Михась.

— Так уж и любил? — усмехнулся Стешка, пристраивая цветы в петлице контуша.

— Верно говорю, — замахал головой господарев денщик.

— Баловень, чего с него возьмешь, — озорно повел бровью новый Стефан.

— Сам ты баловень, а он образованный, бражку без тоста не употреблял, — напускно обиделся Михась, и оба тут же расхохотались.

Дубрава сменилась сосновым бором. Маслянистый тягучий воздух заполнил легкие, навевая дремоту. Кони шли смирно, даже лениво, всадники тихо переговаривались, расслабленно

откидываясь в седлах. До Яворова края еще несколько дневных переходов, и опасаться пока было нечего. Тем не менее Стешка прислушался к опытным старым воинам и отправил вперед себя разведку, ну так, на всякий случай, мало ли что там, за рыжими стволами хвойных великанов.

— Ты бы, новый хозяин, сбрил свой хохолок, — указал Михась на развевающийся на ветру богатый оселедец, — пока едем, успело бы хоть чуть волосье отрасти, чего местных голым черепом пугать. Они такого отродясь не видали.

— Вот еще, — ревниво пригладил любимый пучок волос Стефан, — столько растил, и сбрей. Переживут и лысого господаря, не убудет.

— Да ты же не похож, — зашептал ему на ухо Михась, — уж там небось им королевича-то описали, каков из себя, другого ждут.

— А приеду я, отстань, — отмахнулся Стешка, поводя плечами, богатый зеленой парчи контуш был ему слегка тесноват и странновато смотрелся с казачьими шароварами и холщевой свиткой.

— Не везет мне с хозяевами, — проворчал денщик, тяжело вздыхая.

Дорога, петляя между мачтами деревьев, повела под гору. До ушей путников стал доноситься равномерный рокот неведомого существа, затаившегося где-то там, внизу: хлопок, шипение, тишина, хлопок, шипение, тишина.

— Что это? — окликнул Стешка проводника, немногословного охотника лада.

— Море, господарь, — с поклоном отозвался тот.

И в подтверждение его слов над вершинами сосен с резкими криками пронеслась чайка.

Стефан Рубака был сыном алеющих маками широких степей. Сердце отзывалось на покрытые желтыми огоньками бузины предгорные холмы, поросшие кряжистыми вербами балки и узкие ленты рек. Моря он никогда не видел, представляя его огромной серой бескрайней лужей, а тут…

Тут его встретила слепящая искрами играющая стихия. Гонимые ветром лазоревые волны ловили солнечные блики и швыряли их на белый песок. Хотелось крикнуть: «Э-ге-гей!» И Стефан крикнул, продирая голос, поймал ртом фонтаны брызг, рассмеялся. Море сразу пленило степного паренька.

— Привал! — отдал он приказ, быстро разуваясь и погружая ноги в ледяную воду.

Казаки, ухмыляясь восторгам молодого господаря, начали разбивать лагерь.

— Ишь, господарик-то наш, расшалился, — косились они на швырявшего в волны камешки Стешку.

— Не так-то и не похож, дури тоже на двоих хватает, — опять с легким осуждением покачал головой Михась, подбирая валявшиеся на песке господские сапоги.

Загребая пальцами песок, Стефан побрел вдоль прибрежной полосы. После холодных волн северного моря песчинки приятно грели ступни. «Благословенный край. Живи да радуйся. Места всем бы хватило. Зачем в глотку друг другу цепляются?» — прилетела странная мысль. И словно невидимая рука подбросила ответ прямо под ноги. Стефан скинул тесный с чужого плеча контуш, зажав его под мышкой, наклонился, подбирая угловатый камень, поймал гранью солнце — камень засиял теплым медовым светом. Янтарь. Главное богатство Яворова края. Всем надобен: крулам, ладам, альтам. Камень, украшающий мир, но разжигающий алчность. Не ради него ли король Богумил послал родного сына привести яворов к повиновению?