Стеклянная Крепость
Шрифт:
Чалкус посмотрел на Илну широко раскрытыми, полными ужаса глазами. — Что это было, дорогая моя? — спросил он.
— Все в порядке, — ответила Илна. — Это...
Она кивнула на свою тунику. Она сама соткала это полотно, простую ткань, такую же тонкую и мягкую, как лучший шелк.
— Я разрушила узор, — сказала она. — На самом деле Тень — часть этого храма. Часть гобелена, необходимая часть, как я понимаю. Я могу с ней справиться.
Илна посмотрела на сплетенный узор у себя в левой руке. Она не уронила его, когда снимала тунику. Она не помнила, как двигалась,
— Пока твоя туника лежит там, тварь в ловушке? Это то, что ты хочешь мне сказать, дорогая? — спросил Чалкус. Он мотнул головой в сторону одежды, которую она с обманчивой легкостью швырнула на пол. — Значит, мы в безопасности?
Мерота стояла, молча, покусывая костяшки пальцев левой руки и пристально глядя на Чалкуса. Она на мгновение перевела взгляд на Илну, затем снова перевела его на моряка.
— Да, мы в безопасности, я же сказала тебе, — отрезала Илна. Она подошла к тунике, подняла ее и натянула на плечи с большим трудом, чем когда снимала. — Не из-за этого...
Она постучала по полу большим пальцем ноги. Ей не нравился камень, но она могла им воспользоваться. Она могла бы использовать то, что лежало в основе этого узора, хотя он был таким же холодным и бессердечным, как крошечные кусочки, которые давали ему жизнь. Во всяком случае, дали ему существование.
— ... но потому, что я вижу все целиком. Он больше не посмеет нас побеспокоить. Илна начала улыбаться, но проглотила это выражение; это было бы хвастовством. Она тихо продолжала: — В другой раз мне, возможно, пришлось бы покрыть другую часть узора здесь, на полу; но я смогла бы. Он больше не придет.
— Тогда, дорогая... — сказал Чалкус. — Дорогая моя, — давай сейчас уйдем из этого места, не так ли?
— Я хочу уйти, — прошептала Мерота. — Пожалуйста. Пожалуйста.
— Если ты будешь вести себя тихо, — резко сказала Илна, — мы сможем уйти гораздо раньше. Выход находится в глазу над головой. Мне не потребуется много времени, чтобы найти способ открыть его для нас.
— Я не боюсь умереть, дорогая моя, — сказал Чалкус. Он улыбнулся, но на его лице было столько печали, сколько Илна никогда у него не видела. — Хотя, то место, куда меня тащила эта штука… Если и есть ад, любовь моя, то именно туда она меня и вела.
— Там Ад, — сказала Илна, вспоминая бесконечную серость и голос, который шептал ей. Она посмотрела на Чалкуса, затем на пряжу в своей руке. Она начала распутывать узелки и соединять пряди в другой узор.
— Мастер Чалкус, — сказала она, разглядывая переплетенную мозаику, пока ее пальцы работали, — я думаю, прежде чем открыть нам дверь, я возьму Тень на поводок. Таким образом, она не вернется, пока я буду занята тем, чтобы вытащить нас из этого места.
— Это было бы... — промолвил Чалкус. Его лицо расплылось в разухабистой улыбке. Его изогнутые меч и кинжал скользнули в ножны на левом и правом бедрах с той же плавной легкостью, которую Илна демонстрировала во время плетения. Он шагнул к ней, заключил в объятия и
Илна изумленно нахмурилась, когда моряк попятился, все еще улыбаясь. — Мастер Чалкус, — сказала она, — вряд ли здесь подходящее место для этого.
— А что может быть лучше, моя дорогая? — ответил Чалкус. — Это то, где ты и я, и мы оба живем. Жизнь — дело рискованное, любовь моя; и каким дураком я бы себя чувствовал, если бы умер в следующее мгновение, так и не поцеловав любовь всей моей жизни еще раз, когда мог это сделать. Не так ли?
Илна фыркнула, но не стала огрызаться в ответ на его глупость. Он сказал это в шутку, но в глубине души она осознавала простую истину того, что он только что сказал.
Она шагнула к Мероте, обняла ее, а затем протянула руку и Чалкусу. Мгновение они втроем стояли, прижавшись, друг к другу, затем Илна попятилась.
— А теперь, — сказала она, — не мешайте мне. Я могу сделать это...
— Ты сказала, что можешь, Илна, — отозвалась Мерота. — Конечно, ты можешь!
— Я могу это сделать, — повторила Илна, — но я не могу начать и не закончить.
Она позволила себе слегка улыбнуться.
— Если это произойдет, Тень прикончит меня и, я полагаю, всех нас, потому что она будет очень злая. Вы понимаете?
Чалкус кивнул и ухмыльнулся. Мерота открыла рот, чтобы заговорить — почти наверняка согласиться, — но Чалкус прикоснулся пальцем к губам девочки прежде, чем с них сорвался хоть звук. Он двигался с грацией падающей воды и скоростью самого света…
Илна посмотрела на золотую решетку над глазом храма. Вот где был ключ, не в самом полу, а в том, что отбрасывала тень решетки на мозаику. Она начала завязывать шнурки, делая себя частью узора.
Она чувствовала силу Тени, которая осознавала, что делает Илна, но теперь она было у нее в руках. Тень никак не могла вырваться, если только Илна не позволит ей вырваться, и она скорее умрет, чем сделает это.
Губы Илны были плотно сжаты от сосредоточенности, но она мысленно улыбнулась: она наверняка умрет очень скоро после того, как Тень вырвется, если это произойдет. Из того, что сказал Чалкус — и еще больше из того, что она увидела в его глазах, когда он это говорил, — это был бы очень плохой способ умереть.
Чалкус и Мерота вышли из храма. Ребенок собирал цветы. Моряк наблюдал, как она собирает цветы, наблюдал, как Илна завязывает пряжу, и наблюдал за всеми другими вещами вокруг них, которые могли стать врагами или скрывать их.
Она была очень близка к завершению; еще несколько узлов и ткань — да, она не только связывала Тень, но и подчиняла ее своей абсолютной воле. Гобелен оказался еще более удивительно сложным, чем она предполагала до того, как вплела в него себя. Только мастер мог создать этот сад, и Илна ос-Кенсет была той, кому не было равных в умении переплести то, что сделал Он/Она/Оно. Куполообразная крыша храма засияла и стала неестественно прозрачной. Глаз и решетка все еще существовали, но не во вселенной, которая формировалась над храмом. Илна продолжала плести, ее пальцы выполняли то, что понимал ее разум.